Он просто ждет…

Ольга Зиненко

Несколько раз встречала его. Передвигается так, будто спит на ходу. Глаза прикрыты, шагает словно наощупь. Иногда у самого подъезда присядет на ограду газона, собирается с силами. Видимо, перед лестницей к лифту. Дышит шумно.

От него сильно пахнет – горько-кислый запах алкоголя. Стоишь рядом с ним и ощущение, что попал в газовую камеру. Не выбраться – эта вонь тебя догонит. Такая плотная, что и руки у нее есть.

Поэтому я старалась с ним в одни лифт не садиться. Но везло не всегда. Часто он уже ехал со своего 17-го этажа, а я его «перехватывала». Захожу как-то в подъезд, а он как раз пытается вписаться в двери открытого лифта. Вписался. Придержал рукой. Шумно выдохнул. Я юркнула к почтовым ящикам, хотя, конечно, никаких писем и газет не жду, – просто чтоб пересидеть, дать ему уехать. А он не едет. Ждет. Долго. Молча. Не торопит. Пришлось выходить из своего убежища. А он, оказывается, еще кнопку «стоп» держал, чтоб лифт без меня не уехал. Когда я зашла, он уткнулся лицом в угол. Он всегда так делает. Ни на кого не смотрит. Не общается. То, что ему на последний, 17-й, этаж, итак все знают. Я нажимаю на 17. Выхожу и перед тем, как дверь закроется, вижу, что он так же неподвижно стоит носом в угол. Словно наказанный ребенок.

Все привыкли. Почти в каждом доме есть такой «опустившийся» человек. Алкаш. Чему удивляться? Есть и есть.

* * *

Мы шли с сыном с подготовки к школе – он очень спешил домой к новым игрушкам. Еще на улице заметила, что в подъезд вошел, пошатываясь, наш непросыхающий сосед. Замедлила шаг – пусть уедет. А сын бегом вперед: «Мам, пойдем скорее». Двери лифта были открыты. «Мама, быстрее! Дядя ждет!» – радостно кричал сын. Пришлось войти, набрав предварительно воздуха в легкие. Дышу через раз, слежу за сыном. Он внимательно рассматривает дядю, уткнувшегося носом в угол. «А Вам какой? Давайте я нажму», – спрашивает он. В ответ мычание. Молча нажимаю на 17. «Ого! – восхищается ребенок – Самый высокий! Вы так высоко живете… А мы вот низко…»

Дома я аккуратно объясняю сыну, что дядя не странный, а просто пьяный. Выпил много вина или водки. И видишь, какой стал? Ходит еле-еле, ничего не соображает… Понимаешь, как это плохо? То-то! Никогда так не делай!

А еще через несколько дней мы увидели его, сидящим на клумбе у подъезда. Мы шли на тренировку по хоккею. Сын вез баул с формой и клюшку. Наш сосед пристально смотрел, провожал взглядом. Впервые я видела, чтоб он вообще на что-то навел фокус. Чтоб он хотя бы поднял лицо, глаза…

А потом я разговаривала с местным участковым. И как-то к слову упомянула соседа: «Ни разу его трезвым не видела – еле ходит…» – «Да, знаю. Сергей Николаевич».

Не знаю, что меня поразило больше: наличие имени и отчества у нашего «алкаша» или сочувствие, с которым говорил участковый.

Наш «забулдыга» Сергей Николаевич оказался заслуженным тренером СССР по гребле. Обладатель множества наград, кубков, участник всевозможных соревнований. Человек с блестящим спортивным прошлым. В советское время он хорошо зарабатывал. Ездил в загранкомандировки. Вот и квартиру 3-комнатную получил в хорошем районе. Сына воспитывал. Тот надежды подавал. Тоже спортом увлечен был и хорошо в этом направлении продвигался. Очень дисциплинированный, ответственный мальчишка. Тренеры в нем души не чаяли.

Школу закончил на «4» и «5». В институт сам поступил, учился отлично. В общем, было понятно, что будет он идти вперед по широкой светлой дороге жизни, возможно, даже с позолоченным заборчиком вдоль. Молчаливый, правда. Но это часто со спортсменами бывает. Сергей Николаевич сам болтуном и балагуром не был. И к сыну с расспросами не лез. А может, надо было?

Когда Леше (сыну) исполнилось 18, начались ночные посиделки с друзьями и выезды на дачу. Его часто приглашали. Девочкам он нравился – симпатичный, крепкий; ребята уважали: спортсмен, да и деньги у него всегда были, а еще машина, папина, не новая, но все-таки. Лешка никогда не пил, и мог всех потом по домам развести. Отец не возражал – на тренировки и учебу это не влияло.

И вот как-то утром Сергею Николаевичу позвонили из милиции. Алексей задержан, обвиняется в краже. Что за ерунда? Как такое может быть?

Накануне вечером ребята пригласили его на дачу. Перед тем, как зайти, предложили покурить. «Ну раз не пьешь, хоть покури – мужик ты или кто?» – подзадоривала огненно-рыжая Юлька, при взгляде на которую у Леши кружилась голова. Он покурил. А дальше всё как в тумане… Смех Юли… Ее рыжие локоны совсем близко… Какой запах! Шутки ребят. Потом они почему-то лезли через забор. Потом в окно. Зачем? Чья это дача? Что-то разбилось… что-то упало с грохотом… Надо же собрать, починить… Ребята побежали… Леша не смог, присел на диван… Когда же включат свет и чем-нибудь угостят?... Яркий свет, мигалки, люди в форме, отделение, камера. Утром бледное лицо отца. «Как же так получилось, сынок?» – «Я не знаю, пап. Правда, не знаю».

Сергей Николаевич узнал потом от «друзей» сына, что Леша познакомился с теми ребятами недавно на институтской дискотеке и те сразу «вцепились» в него, считая мажором. Ребята грабили квартиры и дачи. Но Леша, конечно же, по своей наивности и не подозревал об этом. Одного из «приятелей» поймали, и он в красках рассказал, как ему помогали сообщники, особенно Леша.

Долго не разбирались. Не помогли ни регалии отца, ни связи. Связи хозяина дачи перевесили. Восемь лет колонии строго режима за «умышленное ограбление».

Жена Сергея Николаевича не выдержала. Слегла. А через год ее не стало. Тут же перестал «держаться» и сам заслуженный тренер. Сколько ни уговаривали коллеги, ушел с работы. Начал пить. Квартиру и машину продал, купил однокомнатную.

– Со здоровьем у него уже совсем плохо, – продолжал участковый. – Другой уже давно бы на тот свет отправился. А этот цепляется еще как-то… Ждет.

* * *

Через несколько дней мы с сыном возвращались домой с тренировки. Дверь лифта была открыта. Оказалось, нас ждал Сергей Николаевич.

Сын, пыхтя, затащил в лифт свой большой баул. Поставил его к стене, сверху положил клюшку. Сергей Николаевич повернулся на шум, увидел баул, клюшку. И снова не сводил с них глаз до тех пор, пока мы не доехали до своего этажа. Потом привычно отвернулся лицом в угол и… заплакал.

– Мам, почему дядя заплакал? – спросил сын, когда двери лифта закрылись.

– Это дядя Сережа. У него сынок болеет, поэтому ему грустно. Он его ждет домой из больницы.

– Я попрошу Боженьку, чтоб выздоровел скорее… Чтоб дядя не ждал долго.