О разрешении межнациональных конфликтов

Мария Сараджишвили

Мария Сараджишвили поделилась своими наблюдениями о том, как непросто бывает построить семейную жизнь людям разных национальностей. Еще сложнее тем, кто выбирает себе спутника жизни другой веры. Но, как и в семьях, созданных людьми одной конфессии, счастливы лишь те из них, в которых, преодолевая собственный эгоизм, супруги вместе идут к Богу. И тогда Истина не может не стать конечной остановкой их пути.

«Бог есть любовь».
(1 Ин. 4, 16.)

— Ты представляешь, нас хотели поссорить! — возмущалась Диана, дрожа от возмущения. — Нет, какая наглость! И чего ей надо?

— Кто «она»? Кого «нас»? Скажи толком!

Здесь надо пояснить: Диана — моя крестница. Когда выдавался свободный часок, я забегала в парк — к Диане, на её «рабочее место». Тут на главной аллее — «биржа нянь», то есть женщин разного возраста, выгуливающих своих воспитанников. И каждый раз Диана обрушивала на меня бурю эмоций типа «эта жизнь уже в горле стоит», «мало платят», «ребёнок капризный и до ручки довёл». На этот раз было что-то новенькое. Вот и пытаюсь выяснить, кто хочет Диану с кем-то поссорить.

— Да есть тут одна — Ленка, тоже с ребёнком ходит и воду мутит. Я тут подружилась с одной классной девчонкой Элиз — азербайджанкой из Баку. А Ленка, видно, завидует: как, мол, армянка с азербайджанкой дружить могут, и это после того, что было в Сумгаите? Мне про Элиз гадости говорит, ей что-то про меня врёт. Только ни Элиз, ни я на это не клюнули. Мне Элиз как сестра. А что азербайджанцы армян резали — то Бог им судья. У меня лично к Элиз претензий нет.

— Как Элиз попала сюда?

— Да это целая история! Элиз здесь замужем за грузином. Его Деметре зовут. Он кандидат наук. Не то физик, не то математик. Не помню точно, но что-то заумное, и, кстати, хорошо зарабатывает... Верующий, с бородой ходит. Каждое воскресенье в Сионском соборе детей причащает. Да вот и сама Элиз идёт! — указала она на молодую маму с коляской. — Ей двадцать пять лет. Видишь, в коляске Мате сидит, а рядом Лука идёт. Имена-то детям дали евангельские — в честь апостолов Матвея и Луки.

Мы гуляем с Дианой по аллее, и она продолжает свой рассказ:

— Когда у меня были дома неприятности, пришла я к Элиз в слезах. Она на меня смотрит, сама чуть не плачет и говорит: «Оставайся у нас, пока у тебя всё не наладится!» А её муж тут же предложил: «Давай, Элиз, о Диане помолимся». Встали они на колени перед иконами, Деметре вслух какую-то грузинскую молитву читает, Элиз кланяется. Я смотрю на них, и так мне грустно и стыдно стало. Люди обо мне, грешнице, молятся, а я и в церковь перестала ходить. Помнишь, как я с тобой раньше в церковь ходила, а потом бросила?

Ещё бы не помнить! В 1995 году, когда я преподавала в ПТУ никому не нужную спецтехнологию прядильных машин, армянка Диана, моя ученица, преподнесла мне сюрприз:

— Хочу ходить в ту церковь, куда вы ходите!

За этим заявлением последовало миропомазание — присоединение к православию и с наречением именем Дарья. На исповедь новоиспечённая Дарья явилась со списком грехов на двух листах. Священник, долго читавший эту хартию, посоветовал:

— Сожги и больше не повторяй.

— Сжечь и пепел в Куру бросить? — совершенно серьёзно спросила Дарья.

— Это тебе не колдовство какое-нибудь, чтоб в Куру бросать! — рассмеялся батюшка.

Потом было первое причастие, после которого Дарья выскочила в притвор, восторженная и сияющая:

— У меня сейчас настроение такое... такое! Не могу описать! Но если бы меня кто-то сейчас обложил матом, я бы ничего не ответила ему.

Для Дарьи, привыкшей к крепким словечкам, это был почти аскетический подвиг. Потом были первые уроки смирения:

— Ой, я чего видела! Сегодня одна бесноватая при всех отцу Филарету пощёчину дала. А он стал её успокаивать: «Ничего, со всяким бывает». Так она потом на коленях у отца Филарета прощения просила.

На смену первым восторгам пришли уныние, слёзы на исповеди и попытки отца Филарета удержать её в церкви.

— Я плакала, рассказывала отцу Филарету, как я устала от всего. Я же с пятнадцати лет на улице! Не знаю, как жить, за что схватиться. А батюшка слушал меня, успокаивал и своей рясой мои слёзы вытирал...

Затем полный отход:

— Молюсь, молюсь, а толку нет. Ничего в моей жизни не меняется. И бабки в церкви какие-то противные, только замечания могут делать...

Долго ещё отец Филарет ходил к ней на рабочее место — в будку на базаре, где она работала продавщицей ширпотреба.

— Приходит, стучит в форточку, улыбается: «Дарьюшка, как ты тут?» Потом зайдёт, посидит, о матери и о работе расспросит. Я ему ещё записки с грехами писала, чтобы он потом разрешительную молитву прочёл. О, что было, когда отец Филарет приходил! Весь базар на меня пальцем показывал: вот Диане какая честь — священник к ней в будку ходит!

Отцу Филарету было в ту пору семьдесят с лишним лет. И как он находил силы ходить на базар к Дарьюшке после долгих исповедей и служб?

Диана тем временем продолжала:

— Как отошла от церкви, совсем плохо стало. Из дома опять ушла, не выдержала. На двух работах, как ишак, кручусь, а вечно без денег — всё уходит на брата и мать. Элиз мне деньги суёт: «Возьми. Я же вижу, как тебе трудно, вечно голодная ходишь». Не хотела я брать, а Элиз настаивает: «У меня муж есть, а у тебя лишь двое нахлебников на шее. Бери, говорю!»

Тут как раз появилась Элиз с коляской, и мы познакомились. Диана ушла со своим воспитанником и Лукой на качели. А мы с Элиз разговорились, и она рассказала, как попала в Грузию:

— Деметре приехал в Баку в командировку на год и познакомился со мной. Начал мне звонить. Моя мама ругалась и кричала в трубку: «Здесь такой нет!» Потом кричала уже на меня: «Зачем тебе этот гурджи (грузин)? Тебе что, своих азербайджанцев не хватает? Выйдешь замуж за гяура (неверного) — убью!» Мы с Деметру встречались тайком. Дома были скандалы: «Мне зятя-гяура не надо! Я тебя из дома выгоню!» Выносить всю эту пытку было невозможно, и я ушла к Деметре. Жили мы пока без регистрации. Он, кстати, тогда ещё не был таким верующим. Потом встал вопрос об отъезде в Грузию. Я уже была на четвёртом месяце беременности. Позвонила сестре — попрощаться. Та мне устроила встречу с матерью и другими сёстрами. Деметре боялся пускать меня на это свидание:

— Вдруг они начнут тебя бить, и мы потеряем нашего ребёнка.

— Ну, что ты, — успокаиваю его, — они же не дикие.

Он опять за своё:

— Я пойду с тобой и где-нибудь в кустах спрячусь. Если что не так, выскочу к тебе на помощь.

Еле-еле отговорила его от этой затеи. К тому же он у меня не Рембо — худенький, ростом чуть повыше меня.

В общем, сидели мы в парке на скамейке, разговаривали. Мама плакала, отговаривала меня ехать:

— В Грузии света нет, газ постоянно отключают. Как ты там будешь? Живите уж лучше у нас в Баку.

— Это же его родина, там его мать. Кто за ней присмотрит? — объясняла я.

— А вдруг она не примет тебя, как невестку?

Мне и самой было страшно об этом думать, но я, как могла, защищалась:

— Мой муж её любит, и я её буду любить и уважать. У нас всё получится.

Деметре с нетерпением ждал меня дома и встретил вопросом:

— Ну, как? Все мирно?

Узнав, что «в Багдаде всё спокойно», на другой день пошёл к моей матери с «официальным визитом». Купил цветной телевизор, всякие сладости и хотел было взять шампанское, да я его одёрнула:

— Забыл, что мы мусульмане? Алкоголь нельзя.

Встреча прошла спокойно. Моя мать такого визита явно не ожидала и заметно успокоилась. Стала его усиленно чаем поить. Деметре пьёт, не отказывается. Потом мне признался: «Я, наверно, за всю жизнь столько чая не выпил».

Отправились мы в Грузию. Ехала я со страхом — как там меня примут. Свекровь встретила меня спокойно, хотя без особой радости. Конечно, она хотела иметь невесткой грузинку.

Постепенно я освоилась, стала учить грузинский. Вскоре мы расписались. Родился мой первый мальчик, а Деметре духовно окреп. Атеистом-то он никогда не был, а тут зачастил в церковь. Я сначала обижалась:

— Ты целый день работаешь. Хоть в воскресенье побудь со мной! Ну, что вы там, в этой церкви, делаете? Можно и дома помолиться.

— Дома одно, в церкви другое, — отвечал он и торопил меня с крещением сына. Я сперва колебалась, нужно ли это, потом согласилась.

— А сама?

— Нет, я пока некрещёная. Муж на меня не давит. Он считает, что всему своё время, и к вере человек должен прийти без принуждения. Кроме того, для меня перемена веры — как предательство. Если я родилась мусульманкой, то зачем отрекаться от веры отцов? Правда, намаз я теперь не совершаю, совсем забросила. Деметре дал мне молитвослов. Я перевела некоторые молитвы на азербайджанский язык — так мне понятнее. Особенно мне нравится молитва «Отче наш», я читаю её по утрам. Что будет дальше, пока не знаю. Посмотрим.

— А как складывалась жизнь в Грузии?

— Так и складывалась — Луку в год крестили. Жалко, что поздно я согласилась. Зато Мате крестили почти сразу после рождения. Я даже не знала, что это так важно. И разница между мальчиками есть. Вот каждое воскресенье Деметре их водит на причастие: старшего за руку, младшего в «кенгуру» сажает. Так Лука не хочет, каждый раз упирается. Зато как причастится — становится тихий, спокойный. А с Мате таких проблем нет, он с рождения к Богу прирос.

— Как Деметре к детям относится?

— Очень любит их. Мне то и дело говорит: «Элиз, посмотри, каких нам Господь детей дал! Мы должны ещё больше молиться». Я и так каждый день прошу Бога, чтобы Он меня вразумил, как детей правильно воспитать. Вдруг что упущу? Вся ответственность на мне. Отец их редко видит, много работает. Очень хочу, чтобы они выросли хорошими людьми. Хотя у нас есть деньги, я не приучаю их к роскоши. Лука, когда что-то хочет, всегда осторожно спрашивает: «Мама, а можно это купить?» Детей нельзя заваливать ни сладостями, ни игрушками. Когда всего много, всё обесценивается, и ребёнок уже не чувствует радости. Зато когда потеряет — это трагедия. В жизни надо быть готовым ко всему: сегодня деньги есть, а завтра их может не быть. Но ведь это не катастрофа. Я Диане говорю, что хочу третьего ребёнка. А она удивляется: «Когда же ты будешь отдыхать и жить для себя?» А дети и есть моя жизнь. Зачем мне отдых?

— Твоя мама к вам приезжает?

— Да, недавно была. Хотела посмотреть, как я тут живу. Познакомилась с Тасико — моей свекровью. Увидела, что у нас всё хорошо, и давай мне по-азербайджански, чтоб другие не поняли, мораль читать:

— Смотри, узнаю, что ты с Тасико плохо обращаешься — голову тебе отрежу! Ты ей чай как можно чаще давай. Налей и на подносе ей в комнату неси.

— Мама, — говорю, — грузины столько чая не пьют.

— Учи учёного, — рассердилась она. — Дело не в чае, а в уважении!

А потом совсем развоевалась:

— Давай, — говорит мне, — когда ты в Баку приедешь, детям обрезание сделаем!

Тут я и сорвалась:

— Ну уж нет! Они теперь крещёные. Мои дети христиане. Зачем им обрезание? И Деметре будет неприятно.

Мама обиделась на меня из-за обрезания, а я спокойно вздохнула, когда мы её проводили в Баку.

Тут с качелей вернулась Диана с малышами и выдала последнюю новость:

— А знаете, что Элиз меня по-азербайджански говорить научила? Теперь на базаре с татарками, кто зелень продаёт, торгуюсь только так — Диана тут же лихо разыграла диалог в лицах, развеселив всех. В финале снова перешла на русский. — Они мою речь слушают и спрашивают:

— Ты кто? Гурджи?

— Иох, — говорю. — «Нет», значит.

— Гречанка?

— Иох.

— А кто?

— Ормени.

Они от удивления головами качают: мол, как это у армянки с азербайджанцами мир и даже их язык выучила? И вдруг как начали мне в сумку киндзу, петрушку и тархун огромными охапками совать:

— Возьми всо из уважения. Дэнэг не надо!

Мы смеёмся. Диана наслаждается триумфом. Но ей ещё нужен заключительный аккорд:

— Скажите честно — я талантливая?

— Да кто с тобой сравнится!

— Я же пять языков знаю! Армянский с детства, русский со школы, грузинский с улицы, азербайджанский от Элиз. А английскому меня хозяйка шведка учила, когда я у неё бебиситтером пахала. Я бы точно министром иностранных дел была, если бы в школе двоек не нахватала.

Потом наш «министр» переключается на Элиз:

— Что вы на Пасху делали?

— Свекровь яйца красила, я стол накрывала, а Деметре на всю ночь в церковь ушёл.

— А ты что не пошла? — хитро улыбается Диана.

— А что, нельзя дома «Христос воскресе!» детям сказать? — тоже улыбается Элиз. И вдруг спрашивает. — А у армян есть Пасха?

Диана, даром что ростом метр с кепкой в прыжке, тут же становится в позу бойцового петуха:

— Да мы раньше грузин христианство приняли. Мы первые!

— Первые-то первые, — соглашаюсь я, — а что ж ты не постилась Великим Постом?

— Я… я раньше всегда постилась, — сникает Диана.

— Деметру всегда строго постится, — говорит Элиз.

— Повезло тебе с мужем, — вздыхает Диана. — А к моему берегу один мусор плывёт.

— Не горюй, — утешает её Элиз. — Мы с Деметру всегда молимся, чтобы Господь послал тебе счастье.

* * *

И пришло к моей крестнице счастье. Правда, сначала оно выглядело так — Диана кружит по парку с коляской и пренебрежительно сообщает, что, мол, клеится к ней один тип и замуж зовёт. А ей это надо? А тип пристаёт, у-у, какой приставучий! Тут едва ли не вся «биржа нянь» завопила хором:

— Диана! Не упускай свой шанс!!!

Нам с Элиз жених понравился. Но стоило завести разговор о замужестве, как обнаружилось — это дитя улицы, стойкое в беде и нужде, панически боится счастья. Горе — да, оно ей родное. А любовь, преданность, семейное счастье — это байки для дурочек из завирального кино. Диана считала себя практичной и, влюбившись, боялась любить.

Пятнадцатого октября состоялась типичная для Тбилиси интернациональная свадьба с тостами на трёх языках. На свадьбе Диана была неузнаваемо красивой и летала, как птица, исполняя армянский свадебный танец шалахо. А потом, запыхавшись, она говорила нам с Элиз, светясь от радости:

— Счастливей меня, девочки, человека нет. Армен меня на руках носит и всё твердит: «Бог послал мне такую жену, какую я искал!»

После свадьбы молодые переехали в собственный дом. И здесь Диана призналась мужу, что однажды по совету подружки она в ночь под праздник загадала о суженом и услышала во сне его имя — Давид.

— А я и есть Давид, — улыбнулся Армен. — Мне при крещении сказали, что имени Армен в православии нет, и дали мне имя Давид.

— А я в крещении Дарья, и никакая я не Диана, — призналась молодая жена.

Давид и Дарья сейчас счастливы. Что будет потом, пока неизвестно. Но молится за них старенький батюшка Филарет и молимся все мы. Сохрани их, Господи, и спаси!


Другие рассказы автора вы можете прочесть в книге издательства «Даниловский благовестник» «Национальный вопрос и моя мама».

Фото источник: http://www.ia-centr.ru/expert/14730/

 

Добавить комментарий


Защитный код
Обновить