Микеланджело. В зеркале «Греха»

Алексей Реутский

Андрей Кончаловский снял фильм о гении итальянского Возрождения.

Едва намеченный сюжет, калейдоскоп пороков и страстей, кровь и грязь под ногтями, мраморная пыль, которая, кажется, скрипит у вас на зубах, неописуемые красоты Апуанских Альп, творческие страдания мастера эпохи Ренессанса и вечный поиск  идеала – в картине «Грех» от мэтра российского киноискусства.

Италия. Начало ХVI века. Кланы делла Ровере и Медичи, сменяя друг друга на папском престоле, борются за господство на политическом Олимпе в раздробленной на города-государства и изнывающей от завоевателей, охочих до легкой наживы, стране. Стремясь удовлетворить тщеславные амбиции политических кланов, пребывающий в расцвете творческих сил Микеланджело становится заложником интриг, угроз и щедрых посулов с обеих сторон. Как «стоячая волна», он мечется между двумя крупными заказами: от гробницы Папы Юлия II к фасаду базилики Сан Лоренцо. На грунт беспринципности и подлости власть имущих тонкими мазками накладывается рефлексия мастера, с какой-то болезненной щепетильностью всякий раз требующего еще немного времени, чтобы исправить незримые другим недостатки и ошибки очередного шедевра. «Ошибка – это свойство человека. Идеальную продукцию выдает только робот», – комментирует вечную неудовлетворенность своего героя Андрей Кончаловский. Помимо живописной природы и льющихся из окон помоев, художественной экспрессии и контраста добавляют колоритные и динамичные образы простолюдинов в массовых сценах, чьи костюмы и черты выписаны с дотошностью Питера Брейгеля-старшего. «Каждое лицо – это нота. Например, каррарские каменотесы – потомки тех, кто работал с Микеланджело. Они не играют в фильме – они живут, это нельзя сыграть», – признается режиссер, пригласивший на главную роль несостоявшегося актера. И добавляет, что для него важно, чтобы костюм не вызывал вопросов, так как одежда – это часть сути, материальное ощущение правды.

Действительно, ткань фильма буквально дышит. В том числе и благодаря сочным бытовым подробностям: по мастерской гения кудахча расхаживают курицы; знать, как и положено, ест из раритетной посуды; непокорные красавцы буйволы везут во Флоренцию глыбу мрамора, в которой «спит» Моисей. По словам итальянских критиков, на сегодняшний день снято множество кинолент о Микеланджело (сравните хотя бы байопик «Бесконечность» 2017-го или гламурный «Агония и экстаз» 1965-го), но это первая картина, в которой так реалистично представлена эпоха художественного расцвета их страны: «Итальянцы эти времена идеализируют, а тут Возрождение жестокое, злое и дурно пахнет».

Не ищите в «Грехе» положительных героев. Если, конечно, таковым не считать слоненка, привезенного в Ватикан на потеху народу. Все остальные точно сошли с полотен Босха:  алчность, воровство, ненависть, блуд, жестокие убийства – кажется, в этой клоаке способен утонуть каждый. Предает, ворует, мошенничает, захлебывается рвотой подозрительности и главный персонаж, словно оправдываясь между делом: «Там, где деньги, всегда подлость». Его непрерывный поиск и воплощение новых образов, впадение в ступор и смиренное терпение оскорблений знати («Ты мразь, но ты божественная мразь») происходят на фоне постоянного подсчета денег, осуждения и насмешек над коллегами по цеху. Таков мир, где каждый сам за себя, но не каждый, видя копоть на своей душе, способен от этого страдать.

Дух неумолимого влечения к совершенству собственных произведений раз за разом вытаскивает из зловонной ямы и их создателя, шепчущего в отчаянии: «Я урод, недостойный своих творений». Душа просит очищения – без этого не исполнить Божественный замысел. И в минуты раскаяния буквально на грани помешательства Микеланджело, как к единственному собеседнику, мысленно обращается к Данте, когда-то искавшему аналогичной  поддержки Вергилия в аду собственного вдохновения. В ответ создатель «Божественной комедии» не утешает, не успокаивает, не вселяет надежду и не говорит комплименты. Наоборот, ставит еще более высокую планку, закладывая в измученную душу художника новую идею очередного шедевра. В эти мгновения рефлексии мастер признается Алигьери в потаенных мыслях и просит о сокровенном: «Я хотел в своих работах выразить Бога. Я знаю, мои творения прекрасны, ими любуются, но никогда не молятся – они не открывают путь к небесам… Укажи мне этот путь». Ответ Данте абсолютно симметричен: молчи и слушай. Но что рождается после их краткого диалога, зритель узнает только в конце.

В этой картине присутствуют как бы три плана: образ гения, каким его видит Андрей Кончаловский, сам Микеланджело Буонарро́ти, создавший шедевры, от которых невозможно оторвать глаз, и непосредственно режиссер. Почти физически ощущаешь, что тут лоб в лоб столкнулись два мастера. Андрей Кончаловский признается, что работал над картиной восемь лет. А может быть, наоборот? Может быть, это Микеланджело оттачивал его творческий дар, заставляя читать о себе, наслаждаться созерцанием своих работ во Флоренции и Риме, знакомиться со стихами и письмами, которые помогли ярче раскрыть его личность? Заставляя одновременно искать и воплощать свежие идеи-замыслы в художественных образах. «Я не делал фильм о скульптурах Микеланджело – это было бы скучно, – говорит режиссер. – Я пытался понять его жизнь».

Вместе с тем такой самобытный анализ личности Микеланджело
стимулирует острое желание подробнее узнать, что же это был за человек, чьи скульптуры спустя и полтысячелетия остаются непревзойденными образцами человеческого  гения. Мастер, который в молодости, сильно нуждаясь, сумел продать одному кардиналу собственного купидона, выдав его за античную скульптуру. Мастер, создавший «Давида» из никому ненужного громадного куска мрамора, пролежавшего во Флоренции более ста лет, и практически в одиночку создавший росписи свода Сикстинской капеллы. К счастью, о нем написано много книг, самая первая из которых принадлежит современнику Джорджо Вазари. И наконец сам Кончаловский, 82-летний художник, который видит жизнь широко и всеохватно, кто в каждом замысле выхватывает самую сердцевину, интуитивно нащупывая нерв, облекая замысел в максимально органичную форму. Кто может, не связывая себя никакими конъюнктурными обязательствами и предпочтениями, уйти на годы «в открытый космос» творческих поисков, слушая в сердце только «музыку небес». А затем спокойно заявить, отказавшись от профессиональных, популярных, гарантирующих кассовые сборы актеров: «Найдите мне артиста со сломанным носом. Совпадение по темпераменту важней, чем актерское мастерство». И кастинг будет длиться полгода.

Но всё имеет свою цену. Режиссер отдает себе отчет: зритель вряд ли повалит толпой, чтобы посмотреть на его «Грех». На тонкие душевные переживания творческой личности да еще на таком реалистичном фоне спрос сегодня невелик. Но значит ли это, что выброшены на ветер время, средства и силы? Нет. Есть фильмы с «накопительным эффектом», которые смотрят из поколения в поколение, хотя они и не срывают «букета» престижных фестивальных наград. Они как книги, к которым хочется вернуться спустя годы. Потому что несут в себе духовный опыт автора, мастерски выраженный художественными средствами, который завораживает взгляд, пробуждая в зрителе новые мысли и эмоции, наполняя душу свежим ощущением жизни. Но, чтобы понять и почувствовать это, нужно время. И есть смутное предчувствие, что последний фильм Андрея Кончаловского как раз из этой серии.

Фото: www.kinopoisk.ru