Не убивайте чудо!
Елена Кучеренко
Вера поправила одеяло в детской кроватке... Двухлетний сын Мишенька смешно причмокнул губами во сне, перевернулся на бок и заулыбался.
– Спи, мое солнышко!
Миша улыбнулся еще шире. Он всегда улыбался.
* * *
Детей у Веры было пятеро. Они с мужем Петром всегда хотели большую семью. И каждый ребенок был любимым и желанным.
Разве только в последний раз мелькнула мысль, что, наверное, будет тяжело – всё же ей почти сорок. Но тут же душу согрела привычная радость: «Новый человек идет в мир! Слава Богу!» Скорее бы уже взять его на руки, прижать к себе, поцеловать. Нюхать головку и вдыхать этот волшебный молочный аромат... А усталость? Ладно, где наша не пропадала.
...Оформляться на учет в женскую консультацию она пошла в девятнадцать недель. Раньше не хотела. Врачи в их районном центре были еще той, старой, закалки. Если тебе больше двадцати пяти – то старородящая. А если многодетная, то либо пьяница, либо сектантка. А, значит, «зачем тебе в твои годы?», «в таком возрасте внуков нянчат», «организм пожалей», «у тебя и так семеро по лавкам», «а кормить на что будете?», «может, всё-таки, аборт? А то рожают эти верующие по десять детей, из них половина – больные».
Аборт в их глубинке был делом обычным. Даже обыденным.
Веру это всегда удивляло. Вроде всё есть: работа, деньги... А боятся люди больших семей. Причем чаще не бедные люди. Но это их дело.
– Я поняла, почему у вас много детей, – сказала Вере однажды мама одноклассника ее сына. – Вы не делаете аборты.
И, казалось, что она сейчас добавит:
– А надо бы...
В предыдущую, четвертую, беременность Вера выслушала от пожилой женщины-гинеколога всё это сполна. Как будто она сделала что-то постыдное. И за это нужно оправдываться. Теперь она хотела дождаться того момента, когда аборт будет уже невозможен, а значит, ее оставят в покое.
– Смотри, всё никак не угомонятся, – сказала врач медсестре о Вере в третьем лице. – Ладно, выпиши ей направления.
– Да-а-а. Любят, видно, они это дело, – хихикнула та....
– У тебя же гипертония, сердце вон шалит – чего тебе неймется всё? Чай, не девочка уже, – это уже Вере. – А если помрешь?
Вера молчала и ждала, когда этот мучительный визит к врачу закончится. Если бы она знала...
* * *
...Мишенька опять зашевелился. Вера могла часами любоваться на него...
...Первое УЗИ. Она помнит всё так, как будто это случилось вчера.
Она всегда очень волновалась, с самой первой беременности, когда ей объявили: «Скорее всего, плод мертв – сердца не видно».
Вере тогда стало плохо. Из поликлиники она еле дошла до храма, молилась, плакала перед иконами... Через несколько дней сделала повторное УЗИ, и сын Валера, ее первенец, оказался жив. Ему сейчас двадцать. Ее гордость. Будущий военный.
Каждую беременность, ложась на эту кушетку, она холодела от страха и шептала: «Господи, не оставь. Пусть всё будет хорошо! Пусть он будет живой». И сейчас она старалась не смотреть на «каменное» лицо врача, которое могло означать и «всё хорошо», и «всё плохо». И молилась.
Прошло пять минут, десять, пятнадцать...
«Почему так долго?» – думала она.
Лицо врача из привычно каменного стало растерянным. Она начала кому-то звонить:
– Елена Валентиновна, не могли бы зайти ко мне.... Евгений Петрович, зайдите, пожалуйста.
– Всё нормально? – выдавила Вера. – Что с ним? Он жив?
– Вы что, не видите – мы работаем. Вам всё скажут.
Врачи вглядывались в монитор; она смотрела на них, на длинные лампы освещения и чувствовала, как по щекам катятся слезы. Перед глазами всё плыло. Вера уже не знала, сколько времени прошло.
– Вадим Степанович, прошу прощения, но очень нужна Ваша помощь, – опять позвонила врач.
Вадим Степанович оказался известным генетиком, чудом оказавшимся на рабочем месте, – у него был отпуск. «Специалист областного уровня», – представили его Вере.
Сквозь какой-то туман она слышала пугающие обрывки:
– Нежизнеспособен... Глубокий инвалид... Синдром Денди-Уокера... Неправильное развитие мозга... Порок сердца... Отсутствует носовая кость.... Волчья пасть... Заячья губа... Синдром Дауна... Срочно прервать беременность.... Срочно... Женщина, Вы понимаете?.. Вам что, нужен больной ребенок?
Вера пыталась понимать, но мысли ускользали от нее...
– Вы нас слышите? Нужно прервать беременность...
В этот момент крохотный малыш внутри нее вдруг легонько, едва заметно шевельнулся, первый раз: «Мама, я живой».
– Так что будем делать? – раздавался «из тумана» голос.
Малыш толкнулся опять.
– Он живой! Живой! – пробормотала Вера сквозь слезы.
– Что? Она вообще понимает, что ей говорят?
Откуда-то из подсознания «выплыли» слова молитвы: «На всё Твоя святая воля, Господи! Только Твоя – как Ты управишь, так и будет».
И Вере вдруг стало спокойно:
– Никакого прерывания не будет.
Она встала с кушетки...
* * *
«Сейчас Господь несет тебя на руках – помни об этом», – именно так написал ей их приходской батюшка...
В те дни он был на Афоне и молился за Веру и ее семью. И много раз потом скажет, что он так и чувствовал: «Господь несет ее на руках».
Вера не раз за беременность вспомнит эти слова. И они спасут ее, когда спокойствие будет сменяться отчаянием и страхом.
Бесконечные медицинские комиссии, консилиумы – местные, районные, областные...
– Вы же образованная женщина, изучали генетику, селекцию, – вкрадчивым голосом говорил Вере какой-то маститый специалист, еще именитей, чем тот, первый. – Почему Вы не делали первые скрининги? Ох уж эти мне убеждения – аборт они не делают... Но сейчас ведь всё очевидно. Он будет как животное... Нет, животное хотя бы бегает. А он будет лежать, в лучшем случае – сидеть. Никого не узнавать, ничего не понимать. Вот представьте... Голова болтается, язык свисает, слюни капают. Ему десять, двадцать. Вы меняете ему памперс, на себе таскаете в ванну. Кормите протертой пищей. Он всё срыгивает. Фонтаном. Не спит ночами. Кричит. У него припадки. Скорая помощь. В него тычут пальцем на улице. Ну по УЗИ же всё видно. Ну что, прерываем?
Вера смотрела на его холеные пухлые руки, дорогие часы, румяные щеки, влажный рот. Всё в его облике кричало о любви к себе, жизни и удовольствиям.
Женщине показался странным его язык. Часть его была как будто перевязана грубыми нитками, из-за чего доктор заметно шепелявил. Наверное, что-то врожденное... Вера смотрела на этого светилу и думала: «Интересно, а если бы твоей матери сказали, что у тебя будет такое уродство, она оставила бы тебя жить или убила бы? Но ты живешь. Хорошо живешь, счастливо. А моему сыну отказываешь в праве на жизнь. Почему?»
Но вслух спросить не решилась. И завороженно смотрела на этот язык...
«…Господь несет тебя на руках – помни об этом...» Она отвела глаза...
– У Вас столько детей – и так хлопот навалом! Зачем Вам инвалид? – вторила ему очень бодрая и уверенная в себе коллега. – Вы еще молодая – нужно же и о себе подумать. В жизни ведь столько прекрасного. А Вы не сможете никуда поехать. Да что там поехать – Вы на улицу не сможете выйти. Избавьтесь от него, живите спокойно и радуйтесь...
Члены консилиума кивали головами и с ужасом смотрели на Верин живот. Как будто там не ребенок, а граната, которая вот-вот взорвется.
– Вы что, не понимаете, что это ошибка? Неправильная беременность... Понимаете, да?
– Это же мой ребёнок. Как я могу его убить? – из последних сил выдавила Вера и пошла к двери.
Она услышала, как сзади кто-то из врачей раздраженно бросил на стол папку, и спиной почувствовала сверлящие взгляды.
– У Вас есть три дня. Мы уверены, что Вы примите единственно правильное решение, – крикнула ей вслед бойкая женщина-генетик.
«…Сейчас Господь несет тебя на руках...»
«Господи! Не оставь...»
* * *
...Луна тускло светила в окно. Мишенька крепко спал. Пора и Вере – завтра рано вставать.
Дверь в комнату тихо приоткрылась, и в комнату вошел шестилетний Вася.
– Ты почему не спишь, сынок?
– Не спится. Можно я с вами посижу?
Вася прижался к Вере.
– Мама, знаешь, я боюсь, что Мишу у нас украдут.
– Почему?
– Его все так любят. Все с ним всегда возятся... Ты его никому не отдавай – хорошо?
– Хорошо, родной...
...Тогда, во время беременности, ночами, когда все спали, она становилась на колени перед иконами и плакала:
– Господи, не оставь! Ты же всё можешь! Помоги!
– Не плачь, милая, – обнимал ее Петр. – Всё будет хорошо!
Но несколько раз Вера видела, как блестят и его глаза от сдерживаемых слез.
А малыш тихо толкался внутри. Как будто хотел сказать: «Не переживайте – всё, правда, будет хорошо».
Вера много говорила об этом с батюшкой.
– У Бога ошибок не бывает, – повторял он.
И они вместе молились.
Конечно, ей было страшно. Но хуже страха за будущее сына было то, что она слышала от врачей. Дома и в храме она «за волосы» вытаскивала себя из пропасти ужаса, пыталась жить, дышать, а врачи, как сговорившись, толкали ее обратно.
– Вы будете его ненавидеть всю жизнь...
– Ваши дети не простят Вам...
– А Вы знаете, что мужья часто бросают жен с такими детьми – подумайте об этом...
– Не губите себя...
...Она часто вспоминала, как однажды старший сын Валера, который всё знал, тихо сел рядом с ней на диван, взял за руки, прижал их к губам и прошептал:
– Мамочка! Только не убивай его!
– Ты что, сынок! Как я могу? Ты же знаешь...
– Просто тебе плохо – я же вижу. Вдруг ты не выдержишь? Не надо, слышишь! Я тебе помогу. Мы все поможем!
– Я выдержу!
– У меня должен быть еще брат! Слышишь! – твердо уже сказал Валера.
Аборт для нее всегда был чем-то страшным, немыслимым. Но сейчас она, правда, испугалась – вдруг она, правда, сломается? Вдруг не выдержит, смалодушничает? Почему врачи требуют от нее убить ребёнка? За что они так его ненавидят? Что он им сделал?
Она чувствовала себя на Голгофе. На своей личной Голгофе. Хватит ли у нее сил? Ведь даже Христу его крест был не по силам. Он упал под его тяжестью и только с помощью Симона смог донести его.
Она не просит их нести с ней ее крест. Но зачем они топят ее? Почему никто из тех, кто обязан бороться за жизнь, не хочет поддержать ее?
Лишь врач с соседнего участка, самая шумная и, как казалось Вере, бесчувственная, на очередном консилиуме, мрачно наблюдая за «промыванием мозгов» не желавшей избавиться от «неправильной» беременности пациентки, вдруг громко сказала: «Оставьте женщину в покое! Это ее выбор, и ей с этим жить!» После чего все тихо разошлись.
Больше ее в поликлинике не трогали. А в карточке написали: «Семья предупреждена о тяжелых некорригируемых пороках развития плода и отказалась от досрочного родоразрешения».
* * *
Шли дни, недели...
Вера была как на качелях. То накатывало уныние и ночами она плакала в подушку, то чувствовала, что Господь здесь, рядом, и в Его силах совершить любое чудо. А вдруг и с ее малышом это чудо произойдет?
Но даже в минуты самого сильного отчаяния она не сомневалась в правильности своего решения – малыш будет жить.
Хотя нет, был один момент. Когда Вера шла на последний консилиум, у нее крутилось в голове: «А, может, правда, подумать?». Но при виде врачей эта мысль улетучилась. Она была уверена потому, что много людей молилось тогда за нее.
Стрессы после посещения поликлиники не проходили даром. Несколько раз Вере вызывали скорую помощь, госпитализировали – возникала угроза преждевременных родов. «Почему Вы не прервали беременность?» – спрашивали ее каждый раз.
Но были и счастливые встречи. Вера никогда не забудет Надежду Павловну, врача из областного роддома. Пожилую верующую женщину. Многим будущим мамам она помогла сохранить беременность. И пока Вера лежала на сохранении, та постоянно заходила к ней в палату, приободряла, советовала, рассказывала о случаях из своей практики. А во время родов, которые принимал другой врач, она стояла у окна и молилась.
С любовью вспоминала Вера и Александру Ильиничну, старенькую уборщицу. У той был внук с тяжелой инвалидностью. Она показывала его фотографии, с радостью и гордостью рассказывала о каких-то маленьких достижениях, которые тогда казались Вере несерьезными. Взял сам ложку... Сказал «ба». Благодаря этой женщине Вера понимала главное – с такими детьми можно жить. И даже можно быть счастливой. Как эта Александра Ильинична. Наверное, самый светлый и неунывающий человек в роддоме.
– Деточка, ничего не бойся – всё будет хорошо, – успокаивала она Веру. - Верь!
И Вера старалась верить…
А пока за полчаса до родов опять собрался консилиум врачей, которые, как и раньше, заявили: «Ребенок нежизнеспособен».
Из-за многочисленных смертельных диагнозов «плода» роды принимал лучший врач области. Вокруг с похоронными лицами стояли акушеры и медсестры. Вере казалось, что одна, самая молоденькая, сейчас упадет в обморок от страха. Зато врач был спокоен, и движения его были четкими и профессиональными.
– Достаю, – сказал врач.
Повисло напряженное молчание. И тут в гнетущей тишине раздался крик – звонкий, ликующий, сильный.
Сердце Веры чуть не выпрыгнуло из груди.
– Только живи, – шептала она. – Каким бы ты ни был, живи. Я люблю тебя, малыш.
Как же она хотела, чтобы ее сын жил! Любым! Они всё смогут вместе!
По щекам ее текли слезы, а сын кричал всё громче...
– Надо же... – задумчиво произнес врач.
– Вот вам и нежизнеспособный... – пробормотала та молоденькая испуганная медсестра ...
* * *
– Мамочка, правда, Миша у нас чудо? – опять заговорил Вася.
– Правда...
...Случилось ли тогда чудо? Чудо, о котором Вера всю беременность молила Господа?
Случилось! Вера ни секунды не сомневалась. Из всех диагнозов Мишеньки (а Вера с Петром давно решили так назвать мальчика – они ходили в храм в честь Архангела Михаила) подтвердилась только трисомия. Причем результаты анализа пришли 21 марта – в Международный день людей с синдромом Дауна...
Врачи пугали уродствами, а Вера тогда в роддоме смотрела на своего малыша, и ей казалось, что он самый красивый в мире. Сейчас ему два года, и он мало чем отличается от обычного ребенка. Бегает, говорит, всё понимает.
Чудом стало то, как приняли малыша другие ее дети. Вера очень переживала по этому поводу. Будут ли над старшими смеяться, что у них в семье инвалид? У двух переходный возраст – мало ли что. Будут ли они стесняться своего «особого» братика?
Что ей говорили на консилиумах? «Вы будете его ненавидеть... Семья не простит…»
Но недавно тот же Вася сказал ей:
– Мама, а знаешь, почему наш Миша особенный? Его невозможно не любить.
Это было правдой. Их дети спорили за право потаскать его на руках и повозиться с ним. Везде: в храме, на детской площадке, просто на улице – маленький Миша каким-то удивительным образом притягивал к себе детей. Вокруг него все «кружились», с ним все играли, за детьми подтягивались родители, и у их семьи появилось много новых знакомых.
А двенадцатилетняя Валя не переставала удивляться:
– Мамочка, я никогда не видела таких детей. Он наше солнышко. Всё время улыбается и никогда не злится. Он так всех любит. Рядом с ним всегда тепло. Я тоже хочу быть такой, но у меня не получается.
– Мама, спасибо тебе за брата, – обнял ее как-то Валера.
Незнакомая старушка на детской площадке сказала сегодня Вере:
– Какая же Вы счастливая! Бог посылает нам таких детей, потому что в мире стало мало доброты... Как же нужны нам такие дети...
Чудом стало знакомство Веры в интернете с Лидой Мониавой, заведующей детским хосписом. Еще во время Вериной беременности Лидия писала ей: «Синдром Дауна – это совсем не страшно». Это, правда, оказалось не страшно.
Чудом стали слова одной мамы такой же солнечной девочки:
– Вы будете самыми счастливыми людьми на земле, потому что у вас появился ангел.
* * *
Нет, не всегда всё у них гладко. Директор школы, где учатся ее дети, однажды грубо кинула Вере в след: «Она бы еще в 70 лет родила, дауна-то!»
Участковый педиатр каждый раз, давая им направление к специалистам, приписывает внизу: «Женщина отказалась от прерывания беременности в 19 недель». Как будто извиняется перед коллегами за такого «кошмарного» пациента. Она ставит Вере в упрек деньги, которые государство платит по Мишиной инвалидности, и требует делать анализы платно.
Первое время Вера плакала от обиды и бессилия. Но хороших людей, готовых помочь, поддержать, приободрить, на ее пути намного больше. И это тоже чудо!
Чудо – это те любовь и вера, которым научил их Мишенька. Любовь, перед которой отступают страх и боль и приходит понимание, что жизнь прекрасна. Значит, у Бога, правда, не бывает ошибок. Нужно только отдать Ему в руки свою судьбу.
Да, Миша стал в их жизни настоящим чудом. Тем, кто это не пережил, сложно понять...
...Вера вспоминала всё это и плакала. Не из-за жалости к себе, нет. Ей было жалко таких детей, тех детей, которых убили. Сколько их? Тысячи? Миллионы? Детей, рядом с которыми тепло.
Ей было жалко родителей, которые не выдержали, сломались, испугались того, что им говорили, и решились на аборт. Она сама знала, как это тяжело – знать и бояться. Как это трудно пытаться «выплыть», когда тебе упорно мешают сделать это. Вера знает, что не ей одной врачи советуют жить для себя, избавляться от детей с той или иной патологией. И как ей хотелось, чтобы этим женщинам кто-нибудь сказал, как сказали ей: «Только не убивайте! Не убивайте Чудо! И ничего не бойтесь! Господь несет нас на руках!»
Фото: deti-semja.ru
