22 февраля: обретение мощей святителя Иннокентия Иркутского

Людмила Листова

Вот она лежит передо мной – стопка учебников моего сына на новый год. И снова в «Литературе» – стишки про чертенят и рассказики о привидениях. А в школе его ждут неизменный Хэлувин и день святого Валентина, и утренник с лешим и Бабой Ягой в Рождественский пост. И если учесть все иные «окружающие опасности» в виде скользкой дороги, беспризорных собак, наркоманов да помножить их на бесконечные хвори детей нашего времени, то получается, что только на Божие заступничество я могу сегодня надеяться. Поэтому и ходим мы с Васей каждый год перед началом учебы к нашему иркутскому святителю – Иннокентию – за благословением.

Нынче третий раз ходили. И так, наверное, промыслительно получилось: не могли дождаться троллейбуса. Я предложила пойти пешком.

– К Иннокентию, сыночка, надо потрудиться хоть немного, ножками прийти… – говорю Васюне и достаю из сумки иконочку своей святой – Галины. – А тебе вот – Царица-мученица Александра, – подаю ему календарик с изображением последней русской императрицы.

– У нас что, будет крестный ход?

– Да, маленький такой – нас же только двое… Давай, начинай «Отче наш».

Сын читает, я подхватываю. Он то и дело отвлекается на машины, дома, цветы. Пою вполголоса «Царю Небесный…», и мы идем все дальше.

Вот уже показался рынок «Фортуна» – царство купли-продажи, зависти, жадности, суеты.

– Васенька, держи прямо святую Александру – ее не видно…

Из-за автомобильного шума он не расслышал и отвечает:

– Все она видит…

И правда, думаю, все она видит, все они, святые, видят. И вдруг их, мучениц Галины и Александры, святителя Иннокентия глазами смотрю на то, что творится вокруг. Грохот грузовиков, чадящих соляркой автобусов, толпы людей с тусклыми, пустыми глазами. Вот мужики ящиками грузят водку, там златозубое «лицо кавказской национальности» торгует золотым, судя по цене, виноградом, здесь старушка роется в помойке. И всюду мусор, копоть, грязь… Я чувствую, как лицо мое начинает гореть от стыда. Да, вот так мы живем! И все еще небо терпит нас, таких.

– Простите, простите нас! – шепчу я, и с новой силой подхватываем с сыном «Достойно есть…», и ловлю на себе редкие удивленные взгляды.

Возле Знаменского собора мы отдаем свои огурцы нищим ребятишкам и идем к святителю.

В храме прохладно, гулко, безлюдно. Мы возжигаем свечи пред Распятием, Знаменской иконой Богоматери и потихоньку подходим к священной раке. Стоим на коленях и просим у святого Иннокентия благословения. Уже и помолились, и приложились, но все стоим и стоим не в силах уйти.

После обходим храм, целуем дорогие сердцу образа, а сыну, я чувствую, хочется побегать, посмеяться здесь – так ему хорошо. Я сдерживаю его, ухватив за маленькую ладошку. И он, запрокинув вверх голову, где, овеваемый крылами серафимов, умирает за всех нас Господь, вдруг со слезами в голосе спрашивает:

– Мама, почему Его убили?

– За наши грехи…

Мы выходим из храма, и я чувствую, как укрепилась моя душа, и кажется, будто сам святитель, отечески напутствуя, вышел проводить нас в этот благоуханный, утопающий в цветах, идеально чистый церковный двор.

Мы снова выходим в мир. И тут же грязной рукой манит к себе бичеватый дядька.

– Мама, я дам ему конфетку?

– Нет, он пьяница, работать не хочет…

– Все равно дам, – бежит и отдает тому последнюю карамельку.

От святителя мы традиционно идем к воде. В этот раз сын попросился туда, за мост, где Ушаковка впадает в Ангару.

Спускаемся по откосу, идем к реке. Как же все кругом загажено! Кучи шин, покореженные автомобильные корпуса, битые кирпичи, ржавые железяки… Все, вдумайся, читатель, все это – от разбитой кабины грузовика до последней арбузной корки – кем-то привезено, принесено сюда и брошено. Сюда, где, нежно переливаясь, струит свои воды маленькая русская речка, каких в России – тысячи. Сюда, где без человека природа пребывала бы в своей первозданной величавой чистоте. Сюда, где так вольно дышится после шума и копоти города. И так хочется собрать, сгрести весь этот человеческий мусор и увезти, и спрятать как зримое свидетельство нашей бесконечной греховности. И чувствуешь: не под силу – уж очень много его…

Сын радостно бегает по берегу, ищет красивые камешки. А я сижу у самой воды, и хотя знаю, что там, за спиной, не только сор и шум, но и много чего хуже, как и в моей душе, но сейчас вижу лишь золотые блики на бирюзовой волне и чайку, парящую над водой, и стремительную рыбацкую моторку, что гонит к берегу длинные гладкие валы, и там, совсем близко, – белокаменный храм, возносящий ввысь кресты…

Святителю отче Иннокентие, моли Бога о нас!