Православный дауншифтинг
Владимир Басенков
Под этим звучным англоязычным термином принято понимать стремление человека к отказу от ценностей современного общества и организации жизни, противоположной принципу «работать, чтобы жить». Успешные менеджеры бросают работу в душном офисе мегаполиса, переезжают в деревню и зарабатывают с помощью ноутбука, самостоятельно организовывая рабочий день, посвящая больше времени семье, личным увлечениям и самопознанию. Дауншифтинг стал для западной цивилизации попыткой найти смысл в мире, где человеческие ценности подвержены процессу неумолимого разрушения.
В России обыватель может скептически отнестись к заскокам «зажравшегося» Запада, ехидно усмехнуться, заметив, что уровень жизни и социальных возможностей немалой доли населения страны «и так в состоянии дауншифтинга». В православном словаре в каком-то смысле родственным, но наполненным четким духовным содержанием понятием можно назвать аскетизм. Правда, очень условно. Удивительно, но Россия входит в тройку стран, где дауншифтинг пользуется популярностью среди населения. В Америке и Австралии, странах с высокоразвитой экономикой, высокой степенью консюмеризма, это можно понять. Однако мировая массовая культура диктует единый текст всем концам света, а потому культ потребления захватил и умы наших граждан. Жизнь – штука не дешевая, но жить можно, довольствуясь малым, находя время на вещи более важные, чем работа. Однажды мы «закончимся», а работа – нет. И ее будут продолжать делать. Без нас.
В какой-то степени я дауншифтер. Занимался общественно-политической деятельностью, работал помощником нескольких депутатов, политтехнологом… Всё одновременно, но в одной отрасли. Быстро рос по «карьерной лестнице», видел новые перспективы. Но всё – в ущерб душе. Не получалось регулярно посещать храм, участвовать в Таинствах, заниматься духовным самообразованием. Менять ум. Жить в состоянии живого трупа больше не хотелось, и вслед за попыткой переломить сложившуюся ситуацию очень быстро выплыло решение: пора уходить. Я понимал, что рискую очень многим. Фактически менял деятельность, в которой преуспел, имел перспективы развития, конечно же, неплохо зарабатывал. Понимал, что будет разорван ряд связей, так необходимых в нашем непростом социуме для решения простых, на первый взгляд, вопросов. Но выбор был сделан. Поначалу было тяжело, непривычно, ведь уходил я в новую, неизвестную для себя отрасль – журналистику. Параллельно нужно было развивать приход, старостой которого меня назначил архиерей. Занялся научно-исследовательской деятельностью в области теологии, добавились интересные экспедиции по приходам Русской Церкви. Около года я жил в некоторой прострации, оглядывался, словно жена Лота, на потерянное сытое прошлое. Но вскоре всё нормализовалось. Жизнь стала проще, понятнее, а главное, счастливее. Есть время на молитву, на развитие, и главное, больше никуда не тороплюсь.
Проблема общества – всегда в его ценностях. Они могут быть формальными и реальными. Реальные, к сожалению, разворачивают всю жизнь человека на потребление, бесконечное, недосягаемое в степени удовлетворения своих аппетитов. И эта болезнь выхолащивает человека, делает его слабым и трусливым, а главное, отворачивает от Бога. Страх показаться не таким, как все, толкает людей на губительные жертвы. Ради вещей, которые придут в негодность, выйдут из моды, а может, даже и не найдут широкого потребления в быту, человек готов гробить свое здоровье, терять драгоценное время, впадать в уныние, лишающее его надежды и возможности молиться. Православный же человек, осознанно подходя к своей вере, стремясь к поступательному росту, а не лишь внешней принадлежности, неизбежно будет превращаться в дауншифтера, не обязательно уезжая для этого на Гоа или в воронежскую деревню. Ритм современной жизни неумолимо ускоряется, а христианину важно ценить и правильно использовать время, каждая крупица которого дается Богом для возможности исправить себя, стать лучше, приблизиться к Творцу, внимательней посмотреть на свою жизнь и заглянуть внутрь себя.
Европейские путешественники прошлых веков часто очень похоже описывали быт русского человека: очень скромные и простые жилищные условия (в том числе и у царей допетровских времен) при бесподобных красоте и богатстве в архитектуре и убранстве церквей. Наверное, аскетическая модель жития потому и нашла себя в мирском западном дауншифтинге на русской почве при том, что в среде православных христиан немало людей, сменивших работу на более простую или душеполезную, местожительство – с шумного мегаполиса на более тихое (в деревне, загородной общине единомышленников или даже при монастыре). Современность не такая страшная, как мы пытаемся себя убедить. Потрясения опасны для нас, если мы будем мыслить в парадигме культа потребления. Отойдем в сторону от общественной суеты и истерии по поводу очередного финансового кризиса, обратим взгляд на Бога – и жизнь покажется не такой уж грустной.
