Чудеса наоборот

Максим Терехов

Чудеса наоборот, или Как преподобный Силуан учил меня духовной жизни

На минувшей неделе наш монастырь посетил преподобный Силуан Афонский. Ковчег с  честной главой святого впервые покинул Русский Пантелеимонов монастырь на Святой Горе Афон, чтобы  побывать в России по случаю юбилейных торжеств, посвященных 1000-летию присутствия русских монахов на Афоне и 150-летию со дня рождения преподобного Силуана. Наш соотечественник, великий подвижник, молитвенник, исихаст, вдохновивший своим примером не одно поколение молодых людей на монашеский подвиг, и сегодня являет собой образ инока, которому хочется подражать. О своем знакомстве с преподобным Силуаном Афонским рассказывает сотрудник Данилова монастыря Максим Терехов.

Книга архимандрита  Софрония  (Сахарова) «Старец Силуан» попала мне в руки в середине девяностых годов, когда я еще только пришел к вере. Я погрузился в удивительный мир Афона и его подвижников. Исихазм и Иисусова молитва казались удивительно доступными, а созерцание Фаворского света – вполне близким и ощутимым событием.

Старец Силуан  по происхождению был простым российским крестьянином, который, придя на Афон, подвижнической жизнью удостоился Даров Духа Святого. Его наставления очень просты по форме. На мой взгляд, это отличительная особенность русской святости. Вспомните краткие, но емкие заветы наших святых: «Радость моя, нет нам дороги унывать», – преподобный Серафим Саровский; «Жить не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать – и всем мое почтение!» – преподобный Амвросий Оптинский; «Держи ум твой во аде и не отчаивайся», –  преподобный Силуан Афонский. Этой фразой, можно сказать, увенчано богословие ХХ века. Простая по форме, она является итогом, характеризующим состояние ума святого человека. Богословие старца Силуана явилось вызовом массовому отступлению от веры его современников. Второй базовый принцип его пути – это любовь к врагам. Именно наличие этого дара, по словам старца, позволяет избежать прелести в непрестанной Иисусовой молитве и является необходимым и постоянным тестом для сознания подвижника. 

Придя к духовнику и познакомившись с приходской жизнью, я обнаружил, что меня окормляют  совсем не так, как это принято делать на Афоне. Оказалось, что даже на молитву по четкам мирянину трудно получить благословение, чем я  был немало удивлен и раздосадован. Ведь я считал себя уже почти исихастом. Проблема эта была тогда повсеместной. Неофиты наполняли вновь открывающиеся монастыри и храмы, и батюшки не могли отвлечь их от «умного делания» на элементарные послушания.  «Полный монастырь народу, а по делу послать некого – все исихасты», – сетовали  отцы. Любой человек, отвлекающий от молитвы этих самых «исихастов», вызывал раздражение и становился чуть ли не врагом, о любви к которому не было и речи.

Кстати сказать, преподобный Силуан, исполняя очень нелегкие монастырские послушания, не терял ни молитвы, ни любви к ближнему. Об этом свидетельствует его ученик архимандрит Софроний. Монах Силуан долгое время был экономом монастыря.

Афон – это  особое место на земле. Русская  православная душа всеми фибрами тяготеет к этой огненной молитве, но годы должны пройти, чтобы даже там у подвижника  были результаты. Среди новоявленных исихастов были такие, кто потом уходил из Церкви, так и не поняв этой простой истины. Иные стали настоящими христианами. Многие приняли монашество или священный сан. Их молитва и опыт имеют особый вес для нас. Ведь они знают, какая мера должна быть для тех, кто живет здесь,  а не на Афоне!

Я, к сожалению, тоже питал иллюзии по  поводу своих духовных возможностей. Для начала нужно было понять, что я не на Афоне, потом понять, что с рождением ребенка исчезает право на выбор монашеского пути на многие годы. Еще надо было смириться с тем, что духовнику гораздо лучше видны возможности молодого и горячего чада. Я понял всё это не сразу и решил иногда заходить на Афонское подворье, чтобы попробовать помолиться той монашеской молитвой, о которой  столько читал. Надо сказать, что службы там очень длинные, и даже в будний день у меня не получалось достоять их до конца.

После первого же посещения подворья начались  искушения, или, как я их иногда называю, «чудеса наоборот».

Был летний день, когда я вышел из небольшого храма Великомученика Никиты, который принадлежит Афонскому подворью.  Я прошел метров пятьсот в сторону метро, щурясь от яркого света и потихоньку привыкая к московской суете  после храмовой службы. Неожиданно передо мной пробежал какой-то человек невысокого роста. Он был одет не по погоде в серый плащ и что-то возбужденно бормотал. Бежал он очень быстро, и, когда пробежал, какой-то предмет  упал мне под ноги на асфальт. Я опустил глаза и увидел пачку стодолларовых купюр.

– Стой! – закричал я вслед убегающей фигуре. Следующей мыслью было поднять деньги и бежать следом за этим человеком, но чувство опасности перевесило. Я понял, что эти деньги могут «прилипнуть к рукам», и последствия такого поступка плохо предсказуемы. Ну не хотелось мне после молитвы брать в руки чужие деньги, хотя особых излишков у меня не водилось. Проблему решил шустрый парень. Он подобрал деньги и сказал:

– Тихо, тихо, чего ты орешь на всю улицу, сейчас пойдем и поделим, – и с наигранным дружелюбием  посмотрел на меня. – А он себе еще наработает, – и кивнул в ту сторону, куда скрылся человек в плаще.
– Да нельзя их брать! – закричал я, теряя спокойствие.
– Почему нельзя? – сделал он вид, что удивился.
– Потому, что нельзя, – не буду же я  объяснять циничному незнакомцу, что эта пачка  «баксов» ну никак не складывается у меня в душе с тем местом, откуда я иду.
– Как хочешь, – сказал мне мой оппонент, пряча доллары в карман и всем своим видом  давая понять, что таких чудаков, как я, надо еще поискать. Мирный мой настрой улетучился. С любовью к людям тоже сразу возникли проблемы. Я пошел к метро уже без молитвы, пытаясь понять смысл события.

Лишь много лет спустя я узнал, что это был типичный, как тогда говорили, «лохотрон»: деньги делились с подельником  в укромном месте, он уходил, а потом неожиданно появлялся тот, кто якобы потерял их, и требовал назад всю сумму.

Дальше искушения после служб на подворье только усиливались. Я не буду о них рассказывать, но эти события дали мне четкое понимание того, почему в приходских храмах окормляют не так, как на Афоне. И, конечно же, жаль, что учиться пришлось на своих ошибках. Но  всё же, вспоминая эту историю, я благодарю Бога за то ощущение несовместимости шальных денег с чистой молитвой, к которой я немножко прикоснулся на Афонском подворье.