И будет самая главная встреча…

Василий Бурандасов

Так бывает – каждый день как уже прошедший. С мелкими поправками. Именно – мелкими. Словно кто-то включает огромный копировальный аппарат, и он, шумно шелестя, копирует один и тот же день, повторяя всё без подробностей.

И так уходят годы – под тихим или тревожным, иногда неспешным, иногда торопливым, но не останавливающимся ни на миг листопадом отрывных календарей.

Мы стареем, но вряд ли становимся лучше; вокруг нас меняется жизнь, и всё чаще замечаешь, что уже не поспеваешь за всем, что привычное, знакомое, нам понятное куда-то исчезло, а на его место неотвратимо приходит непривычное, незнакомое и непонятное. И этого чужого и нового становится всё больше и больше, и оно агрессивно, оно трактором давит всю привычную обстановку, такой привычный мир вокруг, не жалея, не вникая, даже не останавливаясь. Пожалеть.

И так хочется оставить себе хоть что-то привычное, неизменное, уютное, теплое, оставить с собой навсегда, пусть и под недоуменными взглядами окружающих.

И незаметно ровесников становится всё меньше и меньше…

А дети твоих близких уже выросли и вдруг стали взрослыми, и они уже показывают тебе фотографии своих детей, и сидят по общим торжественным и не очень поводам рядом с тобой, совсем так же, как сидели когда-то давно, в другой жизни, их родители…

И ты ощущаешь себя каким-то осколком вчерашнего и прошедшего, эдакий старый зуб, который всё никак не хочет выпасть вслед за своими близнецами.

А сами ушедшие так явно пока еще напоминают о себе фотографией на столе, общими чертами в лицах либо характерами детей или же просто незанятым стулом…

Люди уходят тихо, и ровесники, оказывается, тоже.

Тебя всё больше окружают совсем молодые люди, и ты уже чувствуешь: вот оно – пора, пора, дружочек, уступать место, не вечно же и тебе сидеть, перегораживая путь.

Но что-то внутри всё равно не понимает: как же так? вот я вчера, совсем только вчера сам был таким молодым! Куда, куда это вдруг ушло? И почему так неожиданно быстро? Ведь я думал, поживу, и вот скоро уже она придет, настоящая моя жизнь – надо лишь чуть-чуть подождать, и всё-всё будет.

Но время закончилось, лето тихо сменялось осенью, осень – зимой и так по кругу, по кругу – и всё было трудно, и всё каждый раз что-то не ладилось, а сегодня ты проснулся и понял, что тебе уже сильно за… и молодость ушла и зрелость… А ты никуда не пришел, а если и пришел – всё это так ничтожно и неважно.

Время ушло.

И тебе пора уже…

Хватит обманывать себя и окружающих.

И, бывая нечасто на кладбище, невольно ищешь глазами даты ровесников и отмечаешь тех, кто не дожил до твоих лет, и почему-то на душе становится проще и спокойнее.

«А я вот уже дожил… уже хорошо…»

И крутится, крутится в голове: «Видиши бо, яко сильнии и младии умирают…»

Осторожно прикидываешь себе еще лет пятнадцать-двадцать на будущее – надо пожить, надо дожить, хорошо бы увидеть.

А потом умирают самые родные люди. Самые близкие. И остаешься совсем-совсем один. Вокруг новый холодный металлический мир – и уже смотришь на будущее по-другому, не загадывая на многое, не рассчитывая надолго и не сильно огорчаясь этому.

И остается радость общения: внуки, и это тепло маленькой ладошки в твоей руке, и торопливый голосочек, который куда-то зовет пойти вместе, что-то по-детски важное увидеть, и обнимающие тебя маленькие ручки.

Тогда закрываешь глаза и понимаешь, что такие минуты – это и есть счастье… Оно согревает своим теплым светом всего сразу, и хочется продлить эти мгновения, и хочется побаловать ту частичку тебя, которая останется жить, когда тебя уже не будет, хочется завтра снова ощутить тепло этой ладошки и выслушать такие громадные важные торжественные детские новости…

И поймать себя на мысли, что эти пальчики в будущем, возможно, закроют твои глаза, когда придет твой час. И в этом, конечно, великое благословение Божие, что твои глаза закроют не чужие холодные руки…

Да, в этом тоже есть счастье.

С возрастом понимаешь, что счастье ближе, чем думал раньше. Что оно в самых невидимых мелочах вроде небольшого букетика лесной земляники, подаренного внучкой… Вроде детского рисунка «мама, папа, я вас очень люблю», вроде счастья тихой молитвы, когда хочешь просто благодарить. Того, Кто дал тебе эту жизнь, Кому ты плакал и Кого не понимал, Кого просил и Кого ждал. Всю жизнь. Мы вернемся к себе домой, и прежнее пройдет как сон, и мир будет новым, и мы все изменимся, и будет самая главная встреча. Лицом к Лицу. С Тем, Кого мы в молитве зовем Отцом…


Добавить комментарий


Защитный код
Обновить