На войне атеистов не бывает

Рассказывает диакон Алексий Заварнов, завсектором по взаимодействию с Внутренними Войсками Синодального отдела Московского Патриархата.

Несколько лет назад в одном из московских храмов я встретился с солдатом, который, как позже выяснилось, из-за «неуставных отношений» сбежал из части. Год или, может быть, два, он скрывался от трибунала, и когда я, наконец, об этом узнал, мне захотелось ему помочь. С просьбой о помощи я обратился к одному из военачальников, который оказался человеком верующим. Он заинтересовался и нашел возможным принять участие в судьбе моего друга. Парень благополучно дослужил тот срок, которого ему не доставало, и его амнистировали. Пока длилась вся эта история, я старался поддерживать его: приходил в часть, мы общались... И за это время я увидел боль, увидел подвиг нашего воинства и понял, что не помогать людям, которые защищают нас в таких непростых жизненных обстоятельствах уже не смогу.

Сначала это был любительский вариант помощи, несколько лет я возил солдат и офицеров в паломнические поездки. Потом в Синодальном Отделе началась реорганизация: стали создаваться направления по родам войск, и оказалось, что кроме меня во Внутренних войсках больше некому заниматься с военнослужащими. Меня официально зачислили в штат, а через некоторое время я был рукоположен в диаконский сан.

Приносит ли удовлетворение такое служение? Конечно. Хотя нагрузка, честно говоря, немаленькая. В командировках бывал три раза. Первый раз я возил благотворительную помощь для военнослужащих (тельняшки, крестики, молитвословы) в Старопромысловскй район в 2001-м году. Тогда было очень сложно с предметами первой необходимости: зубные щетки, карандаши, тетрадки – все это было целым состоянием для скромного быта военнослужащего. Второй раз мы ездили в одну из частей Северного Кавказа в 2002-м году, чтобы построить там часовню. А в третий раз я был в командировке в 2007 году и находился в зоне боевых действий с Нового года до Рождества Христова. Это была катехизическая поездка, в день мы объезжали по три подразделения. Служили, крестили желающих, совершали требы.

В горячих точках отношение военнослужащих к священнослужителям мало назвать «теплым», скорее, оно очень горячее. Его можно, наверное, сравнить с отношением сына к матери. Вообще христиане на войне больше похожи на христиан первых веков, чем на современных православных людей. Думаю, что именно о такой любви, какую имеют они, мы читаем у святых отцов.

Вообще на войне атеистов не бывает. Перед боем солдат может внешне спокойно выглядеть, но внутри него все пульсирует и трепещет, каждая клеточка переживает ожидание встречи со смертью. В такие моменты ему бывает очень нужна духовная поддержка. Если в части есть храм, солдат приходит сюда, чтобы попросить у Бога помощи, разрешить свои сомнения, помолиться о живых и усопших близких, найти духовную опору в испытаниях. И порой бывает очень нужно, чтобы именно батюшка сказал простые, но очень важные слова: «Ты мужественный и замечательный воин, выполняй свой долг честно, достойно, и мудро. Иди спокойно. Да благословит тебя Господь». В его благословении, в священнической молитве, в окроплении святой водой воину подается благодатная помощь Божия. Любой нормальный человек это чувствует, и бывает очень благодарен за это.

Войска, в которых я служу, воюющие, и однажды у нас был такой показательный случай. На третьи сутки захвата заложников в «Норд-Осте» солдат ночью подняли по тревоге. С трех часов воины находились в полной боевой готовности и напряженно ждали приказа о прибытии к зданию ДК. Развязка приближалась, но результат был непредсказуем. Вместе с отцом Алексеем Кругликом мы тоже прибыли в часть ночью. Отец Алексий благословил солдат, окропил святой водой, и мы пошли служить Литургию. Литургия закончилась. Именно в этот момент в храм зашли офицеры и радостно сообщили нам, что террористы обезврежены, а большая часть заложников освобождена.

В современном массовом сознании армия почему-то предстает словно какие-то каникулы для взрослых мальчиков, после которых ребята обязательно должны вернуться домой здоровыми. Но военная служба в своей основе, как раз наоборот, предполагает опасность, риск для здоровья, что хорошо понимают родители в православных европейских странах, скажем, в Греции. Они точно знают, что за солдата нужно сугубо молиться, просить для него помощи у Бога, заранее готовить парня к этому испытанию. У нас же, с подачи средств массовой информации, считается, что пойти в армию, это примерно то же самое, что пойти в школу при наступлении определенного возраста. Только в школе человек учится девять или одиннадцать лет, а в армии он будет служить два года.

Военную службу нам пытаются показать как времяпрепровождение, ничем не отличающееся от обычного гражданского. Это особенно наглядно видно в ситуации, когда происходит какое-то правонарушение. Если, скажем, погибает человек в дорожно-транспортном происшествии, то ничего особенного об этом в средствах массовой информации не говорят. Есть даже своя статистика ДТП. Но не дай Бог военнослужащему совершить даже менее серьезное нарушение, информация об этом идет по всем сводкам и расценивается как что-то очень страшное. Получается, что мера ответственности, применяемая к военному человеку, гораздо выше меры ответственности человека гражданского. Институт воинства крайне неудобен для части наших политиков и весьма невыгоден для антироссийских зарубежных центров власти. Нередко обществу навязывается образ заведомой ущербности, нецелесообразности и отсталости всякого созидательного труда, а тем более воинского служения. Гражданам России подспудно внушается мысль, что время проведенное человеком на военной службе гораздо менее привлекательно, чем даже время, проведенное в заключении.

Как-то один журналист, пригласивший на передачу военнослужащих спецподразделения, которые только что вернулись из командировки, спросил меня перед камерой:

– Наверное, эти люди ходят в храм, чтобы смыть кровь со своих рук?

Тогда мне пришлось объяснить ему, что его вопрос крайне некорректен и даже оскорбителен. Ведь в нашей стране, кроме способных к войне мужчин, живут женщины, старики, дети, которые не могут защитить себя сами. Не могут защитить себя и те, кто занимается мирной деятельностью на благо Отечества. И именно для этой цели, для того, чтобы защищать свою страну и своих соотечественников, во все времена во Всех странах существовало воинство. Боевая служба – это экзамен для мужчины на стойкость и мужество. Нагрузки, которые несут военнослужащие, часто бывают непомерно тяжелы. Представьте себе хотя бы марш-бросок. Человек должен пробежать несколько километров в неудобной обуви, с оружием в руках, в бронежилете... Ему тяжело, душно, подчас больно... Но, преодолевая все это, он должен выполнить поставленную задачу, победить и выжить. И в первую очередь, воин проливает не чужую кровь, а свою, он теряет своих товарищей, с которыми за время службы сроднился, претерпевает физические, психологические и духовные страдания за нас с вами, а мы только пользуемся плодами воинского подвига, не заметного для обывателя.

Роддом для мужчин

В Российскую армию призывают людей из всех уголков нашей необъятной страны, и в одной казарме могут оказаться парни очень разные: с разным восприятием мира и себя в мире, с разной степенью педагогической и психологической запущенности, разным культурным и образовательным уровнем развития. Есть призывники, которые попадая служить в Московские части и увидев Москва-реку, спрашивают: «А эта речка как называется?» Многие из них никогда не видели строения выше одноэтажного дома, некоторые никогда не спали на постели с чистым бельем. Не всякий человек призывного возраста может ответить на вопрос, в каком году началась Великая Отечественная война? Но все они, эти восемнадцатилетние граждане России, должны соответствовать одним и тем же требованиям военнослужащих срочной службы XXI века.

Что это означает на практике? Все время до призывного возраста мальчики, что называется, расхолаживались. Их воля, мотивация поступков, поведение, формировались под влиянием телевидения и других средств массовой информации или по законам улицы, в худшем смысле этого слова. По всем каналам им твердили: «Будьте кем хотите, отдыхайте, расслабляйтесь!» И вдруг их призывают в армию, где им предлагается сразу же стать подвижниками, потому что воины – это люди, которые умеют отказывать себе во всем. Воля каждого солдата осознанно должна подчиняться единому жесткому началу, потому что только сообща можно противостоять врагу и выжить. И теперь парни уже не могут позволить себе ничего из того, к чему они привыкли дома. Для психики – это, конечно же, колоссальный стресс.

Теперь представим, что под одной крышей в течение долгих месяцев должны сосуществовать, люди которые выросли совершенно в разных условиях: одни были окружены родительской заботой, жили в больших или маленьких городах, где есть связь, телевидение, водоснабжение, а другие -росли почти как Маугли, в глухой деревне, где едят суп из вареного сала, где они толком и нужны-то не были никому, и вообще неизвестно, есть ли у них родственники. Конечно, встреча таких людей в казарме катастрофична. Иногда полгода им нужно для того, чтобы они научились только одному – владеть собой. При этом от мальчиков требуют, чтобы они были готовы к прохождению воинской службы, то есть, чтобы их адаптация к новым условиям не влияла на качественное и четкое выполнение воинских задач и требований военного коллектива.

Еще одна проблема современной армии связана с тем, что из-за культа материальных ценностей, господствующего в наши дни в обществе, святость выполнения воинского долга защиты Отечества для современного молодого человека вовсе не очевидна. Многие ребята службу в армии считают «потерянным временем». Однако давно подмечено, что всем мальчишкам хочется совершать поступки. Желание подвига – это необходимая составляющая нормального мужчины. И для психологического здоровья большинства молодых людей очень важно иметь возможность послужить в армии в возрасте от восемнадцати до двадцати лет. За эти два года человек проходит огромный путь взросления, закаляются его волевые качества, бывший мальчик становится мужчиной.

Я часто говорю солдатам: «Вспомните, какими вы пришли». В армии солдата первого года службы видно невооруженным глазом. Это человек, который не уверен в себе, растерян, неловок... Другое дело старший военнослужащий. В нем уже есть ощущение твердости, крепости, какой-то такой основательности, если хотите. И ребята хорошо понимают это. Только что призванный военнослужащий – это человек без определенных ориентиров, «куда ветер подует, туда он и склоняется», таких ребят большинство (за редким исключением, которое составляют верующие люди и спортсмены). Но уже начальная подготовка военнослужащих, так называемый «Курс молодого бойца» помогает им повзрослеть. Это, если хотите, роддом для мужчин. Еще в большей степени это относится к учебной группе «спецназа», где за шесть месяцев из уличных сопляков делают суперменов. На входе – мальчик, а на выходе – мужчина. И знаете, как это происходит? Как при включении компьютера: как начальная программа, та, которая имеет право, отдавать команды, проверяет наличие оборудования, так и молодой человек, который жил до армии в спокойном, комфортном состоянии и вообще не знал что для чего, при появлении психологических и физических нагрузок, вдруг понимает, кто он, что у него есть и как со всем этим нужно обращаться. Это как если бы картина была нарисована карандашом, и вдруг ее раскрасили красками. Молодой человек вдруг начинает понимать, что он вообще есть. Но, конечно, это больше касается ребят физического склада. Те парни, которые попадают в институты (не для того, чтобы косить от армии, а для того, чтобы реализовать свой талант), имеют возможность почувствовать себя личностью и без воинской службы.

Найдите меня, я хочу послужить!

Однако, чаще человек до армии бывает совершенно не востребован обществом. Еще каких-нибудь лет триста назад таких проблем не было. Мужчина жил на земле, созидая. Уже лет с семи на ребенка возлагалась большая ответственность по уходу за младшими детьми, домашними животными, растениями в поле и на огороде, и по мере необходимости он взрослел. К десяти-двенадцати годам мальчик становился уже настолько взрослым, насколько сегодня он может быть лишь к двадцатилетнему возрасту. Современный молодой и человек часто и в двадцать лет имеет весьма смутное представление о том, для чего он живет и кому он нужен. Ведь большинству молодых людей до призыва в армию общество не предлагает вообще ничего. Но мальчики, тем не менее, хотят что-то делать. Почему они рисуют на стенах, хулиганят, орут, дерутся? Да потому, что они живые люди, в конце концов, которые растут и осваивают мир. И если еще в позапрошлом веке ребята имели возможность осваивать реальный мир: был быт, был труд на земле, обязательной была воинская повинность, то теперь, из-за отсутствия необходимости во всем этом, они начинают осваивать мир виртуальный. Сегодня у детей нет потребности в труде, нет потребности в заботе о своих близких, часто вообще нет никакой мышечной активности, одной из самых важных составляющих нормального развития мужчины.

В определенном возрасте мальчик с помощью личного опыта проверяет разные события. И если жизнь не предлагает ему для этого каких-то позитивных возможностей, скажем, возможности совершать поступки ради блага страны или своего личного блага, то он, безусловно, найдет иной опыт. Может быть, это будет опыт пребывания в неформальных уличных группировках, в том числе и уголовных, игорных домах или экстремистских организациях. Может быть, это будет освоение виртуального компьютерного мира, и реальность вообще потеряет свою значимость. Но что-нибудь обязательно будет, потому что именно опыт интересует мальчиков в это время.

Состояние юноши на пороге взрослой жизни можно сравнить с состоянием ребенка, который говорит уходящим на работу родителям: «Ну, пожалуйста, ну, возьмите меня с собой». Каким значимым представляется ему все, что они делают! Тоже самое происходит и с молодым человеком. Он вроде бы понимает, что его жизнь может стать интересной и наполненной, но как это должно произойти, ему неизвестно. Можно еще привести такое сравнение. Маленькие дети очень любят, когда их находят. Они спрячутся в какой-нибудь дальний угол комнаты, а когда родители их обнаруживают, детям бывает очень радостно. Так часто и душа мальчика (который должен же стать мужчиной!) словно спрятавшийся ребенок просит: «Найдите меня, я хочу послужить». И в самом деле счастливым становится человек, если он попадает в атмосферу воинского подвига, чести и достоинства. Не даром, отслужив, говорят: «Два года вспоминают о гражданской жизни и всю остальную жизнь об армии».

Но даже если человек и не нашел в армии того, о чем просила его душа, то все равно будет вспоминать эти годы, а если не годы, то месяцы или дни, в которые происходило его взросление. Ведь если мы не переносим ни нравственных, ни физических нагрузок, то мы и не бываем востребованы. Всякая нагрузка является свидетельством того, что человек востребован. А если человек не берет на себя груз ответственности, то он и не взрослеет. Есть люди, которые остаются детьми до старости. Только не в смысле Евангелькой чистоты, непосредственности или искренности, а в смысле отношения к жизни, к людям, к себе, наконец. Их сверстники уже давно основали крепкие семьи, вырастили детей, стали бабушками и дедушками, обрели твердые жизненные принципы, а они, словно чистые флэшки, все еще пребывают в ожидании записи полезных файлов.

А бывает и еще хуже. Как-то я был в командировке в Грозном и вместе с офицерами ехал на УАЗике. Спрашиваю водителя – солдата-контрактника:

– Ты откуда?
– Из Новосибирска, – отвечает он мне.
– Скажи, пожалуйста, много ребят из твоего класса пошли служить?
– Двое, – говорит.
– А остальные? – спрашиваю.
– Они или сидят, или в «передозах» где-то.

О патриотическом воспитании

Чтобы иметь армию и воинов необходимо воссоздать систему патриотического воспитания в школах. Ушедшие в запас или в отставку офицеры, которых сейчас предостаточно, могли бы возглавить клубы, где молодых людей учили бы любить Родину, прививали бы основы физической культуры. Проблема воспитания человека в городе заключается в том, что родители, чтобы поддерживать определенный (даже весьма средний) уровень жизни, вынуждены все время работать. Воспитанием детей сегодня просто некому заниматься, и дети идут на улицу. А там игровые автоматы, организованная преступность, порно– или какая-то другая индустрия... И в такой ситуации общество почему-то считает нормальным, когда человек для того, чтобы иметь карманные расходы, идет подрабатывать в «МсDonallds», но никак не способствует воспитанию в мальчике мужчины и воина. Может быть, нам просто не нужны молодые люди традиционного воспитания? Или, может быть, подспудно имеется какой-то иной социальный заказ?

Думается, что в таких условиях телевидение хотя бы отчасти должно было бы взять на себя воспитательную роль, но почему-то оно тоже ставит перед собой совсем другие задачи. Можно по пальцам одной руки перечислить фильмы и передачи, где были бы показаны хоть какие-то реальные примеры человеческих жизней, достойные подражания. Ведь подвиги отдельных людей, офицеров и солдат, настолько красивы, что могли бы вдохновить даже самого малодушного человека. Но стране они неизвестны, потому что о них не говорят. Правда героических судеб искажается в угоду глумливым приемам шоу-бизнеса, который рискует выглядеть бледно или обесцениться вовсе рядом с ней.

По центральным каналам на нас круглосуточно обрушивается непрекращающийся поток сериальной жижи, с помощью которой народ в мельчайших подробностях пытаются познакомить с уголовным восприятием мира и взаимоотношениями между людьми в этом мире. Здесь же нас обучают разговаривать «по фене», рассказывают о том, как интересно живут убийцы и проститутки. Удивительно, что наши молодые люди, не смотря на все это, в большинстве своем все еще сохраняют человеческие качества.

Может быть, это происходит из-за того, что они не относятся к телевидению серьезно?

Взрослея, ребенок всегда ищет пример для подражания. Таким примером может служить отец или какой-то другой замечательный человек, иногда им может стать герой из книги или кинофильма. Ведь половина семей в России сегодня воспитывают детей без отцов, о телевидении и кино мы сказали выше. И получается, что молодому человеку, и без того с несколько ущербной психикой просто не на кого равняться. Или общество хочет, чтобы наши дети подражали персонажам из сериала «Зона»? Но зачем нам тогда вообще нужно Министерство внутренних дел? И может ли в этом случае идти речь о том, что мы живем в правовом государстве? Другими словами, люди хотят быть кем-то защищенными, но не хотят для этого ничего делать. Но ведь так не бывает... По-моему, судить о том, насколько государство уважает само себя, заботится о безопасности своих граждан, насколько оно вообще является гражданским, правовым, можно по тому, как оно относится к своему воинству. А для того, чтобы у государства было воинство, надо воспитывать юношей, способных стать воинами.

Некоторые либерально настроенные политические деятели утверждают, что проблему недостатка военных кадров можно решить с помощью привлечения служащих контрактной службы. Возможно, это в какой-то степени решит проблему отсутствия людей призывного возраста, которые просто не появились на свет в трудные девяностые годы, но полностью заменить армию контрактниками, на мой взгляд, невозможно.

Посмотрите американский фильм, созданный по дневникам военнослужащих контрактной службы, «Морпехи» и вам все сразу станет ясно: дедовщина, которая и не снилась нашим военнослужащим, побои, насилие. А кроме того, контрактная армия не подходит для стран, которые имеют слишком протяженные границы, таких как Израиль, Российская Федерация и др. Тут кстати встает и еще один вопрос: если военнослужащим срочной службы при их сегодняшнем, достаточно скромном существовании не могут оплатить все необходимые расходы, то откуда вдруг возьмутся средства на контрактную армию?! Скорее всего, это один из обманов, который брошен обществу, чтобы отвлечь его внимание от решения фундаментальных задач, очередное предложение самим стать как боги и жить лучше, чем в Раю, а на самом деле –«поле чудес в Стране дураков». И дураков в очередной раз пытаются сделать из нас. Чтобы вырастить хлеб, надо потрудиться, чтобы защитить страну, надо пролить пот, а иногда и кровь.

Через армию проходят множество граждан из разных регионов России. Это один из государство-образующих общественных институтов, откуда человек выносит более четкое понимание того, что такое власть, что такое государство в его стране. И если он увидит, что эта власть и это государство используют его только как «пушечное мясо», то такой гражданин, вернувшись из армии, вряд ли будет платить налоги и считать государство – своим. Скорее, в очередной раз наученный горьким опытом, что государству доверять нельзя, он воспримет принцип преступника, который твердо знает, что не проживет, если не обманет государство. Нужно ли нам такое общество, в котором все друг другу не доверяют и все друг друга обманывают и все со всеми находятся в непрестанной войне за выживание на радость внешним и внутренним недоброжелателям?

Армия могла бы участвовать в процессе воспитания мужчины и воина. Слава Богу, несмотря на вымывание квалифицированных, нравственных, сильных, людей в перестроечные годы, здесь все же сохранились военнослужащие, которым хочется подражать и у которых хочется учиться мужеству. Знаете, когда солдат срочной службы видит боевого офицера, то его душа раскрывается как цветок. О таком человеке солдаты говорят: «Это настоящий офицер». К сожалению, много и таких, которые просто приспособились к тяжелым обстоятельствам, и просто у них такой бизнес. Как в пословице: «кому война, а кому мать родна». Надо только сказать, что в народе при всех наших катаклизмах и бессменном теле-хите о дедовщине, воинство все же остается одним из самых уважаемых институтов государства. Да, и в самой армии за последние несколько лет ситуация коренным образом изменилась в лучшую сторону.

Священник в армии

В нашей части был такой интересный опыт. Перед тем, как военнослужащих направляли в командировку в составе спецподразделения, мы всегда старались свозить их в Троице-Сергиеву Лавру. Там, в обители Преподобного Сергия, они исповедовались и причащались. И часто бывало так, что несмотря, на страшные обстоятельства, в которых им доводилось бывать, все они возвращались в Москву живыми. Заметив это, они и сами стали перед командировками просить, чтобы их свозили в Лавру. По возвращении батюшка соборовал их, даже если они оставались целыми и невредимыми, но побывали на территории, пропитанной ненавистью. Ненависть ранит человека. Мы можем не замечать травмы нефизического характера, но это не значит, что ее нет. После того, как человек пособоруется и причастится, равновесие в его душе восстанавливается, он меняется внешне, меняется и a его поведение. Люди, которые не имеют этого опыта, какими бы хорошими они ни были, оставляют в себе зло и несут его по жизни. И когда они по каким-то причинам ослабевают, скажем, из-за болезни, то сил для того, чтобы сдерживать боль, которая со временем накапливается в израненной душе, не хватает, и тогда она прорывается вовне и обнаруживается все, что так тщательно человек скрывал.

Надо еще сказать, что те военнослужащие (таких немного сейчас, но все же они есть), которые ходили в храмы до призыва на военную службу, причащались, исповедовались, переносят службу как нечто такое, что им просто надо прожить. Для них – это необходимая составляющая христианства. И они говорят так: «Если мы каждую неделю причащаемся, то у нас уже нет грязных мыслей, раздраженности, разобщенности, нет злости друг на друга».

Я знал одного бойца, которого так сильно своим пристрастным, предвзятым, отношением затерроризировал офицер, что парень при всем своем природном терпении и оптимизме, очень грустил. А такой совестливый был, правдивый, и при этом спортивный – очень редкое сочетание. Как-то подходит он ко мне, глаза озорные, сам весь сияет, и говорит: «Отец Алексей, оказывается, чтобы «заказать» человека, всего сорок рублей нужно. О здравии, конечно, но закажу! И заместителя командира, и командира роты закажу». Такое вот сметливое солдатское богословие.

В обществе бытует миф о том, что Церковь навязывает себя армии. Но из личного опыта я могу сказать, что так как в армии солдаты встречают священника, гражданские люди встречают, наверное, только маму, любимую девушку или друга. Поэтому, когда горе-правозащитники, (защищающие очередной западный проект в России) утверждают, что военное духовенство не нужно, это означает, что они признают за своими соотечественниками возможность положить за них жизнь, но считают что кровь, пот, слезы, и боль этих воинов ничего не стоят. Людям, которым больно и плохо, и которые просят о конкретной помощи, они говорят: «Нет, вам такая помощь не нужна. Мы лучше знаем, что вам нужно». Но ведь это все равно, что сказать голодному: «Да, зачем тебе есть, и так хорошо». Но при этом тот голодный их же еще и защищает. Такая вот «высшая» справедливость.

Вспоминается такая история. Как-то я пришел в часть, и лицо одного солдата показалось мне знакомым. Я понимал, что не мог его раньше видеть, но крестик, который у него на груди, точно давал я. Разговор с этим парнем я начал издалека:

– Скажи, пожалуйста, у тебя братья есть?
– Есть, – отвечает он.– Старший брат.
– А он в какой части служил? – И парень называет ту часть, в которой я бывал. Тогда я спрашиваю:
– И он, наверное, в командировке был?
– Да, – отвечает.
– А что у тебя за крестик?
– Брат дал, сказал, что он его спас.
– Не сказал как?
– Нет. Сказал, что спас и сказал, чтобы я с ним шел.

Бывая на встречах с воинскими коллективами в центральной европейской части России, можно убедиться в том, что люди православного вероисповедания составляют в армии примерно восемьдесят-восемьдесят пять процентов; процентов семь-восемь – мусульмане, процента два – буддисты и иудеи. Полтора-два процента составляют атеисты. Но это, скорее те, кто, грубо говоря, вообще ничего о религии не слышали. Они просто еще не пытались определиться в духовной жизни. Убежденных атеистов в армии я почти не встречал. А если брать солдат срочной службы и контрактников, то здесь потребность духовного общения с православным священником колоссальная. Состояние, в котором пребывают эти военнослужащие, можно даже определить как духовный голод.

Офицеры, по отношению к духовенству, в целом, тоже настроены очень доброжелательно, но здесь есть один очень тонкий момент. Офицер в армии – это человек, который, в большей степени, чем солдат, не свободен. Это парадоксально, но это так. Офицер зависит от многих обстоятельств. А священнослужитель в части – это, своего рода, прожектор внутренней жизни воинского коллектива. И вовсе не всегда командиру или офицеру нравится, что есть дополнительный источник, который может пролить свет на неблагополучную ситуацию. Ведь командира может и устраивать это неблагополучие. С прокуратурой он договорился... Другое дело, если командир – человек порядочный, честный, любит свое дело, тогда, как правило, он понимает, насколько важно для военнослужащих общение со священнослужителем.

У меня был случай, когда отец продал квартиру своего сына в то время, когда парень служил в армии. У парня возникло желание отца убить. Этот молодой человек находился в таком состоянии, что мог бы совершить и самовольный уход из части. Что делать? Успокаивать солдат не входит в обязанности командира части. К психологу парень не пойдет. Сейчас везде есть бесплатные психологи, но у нас в стране этих специалистов военнослужащие посещают только в том случае, когда надо определить, можно ли им носить оружие. Душу психологу солдат открывать не будет. А в беседе со священником возникает ощущение чего-то теплого, домашнего, отцовского, если хотите. Священник является таким буфером, который сглаживает острые углы во взаимоотношениях воинского коллектива и имеет возможность не как должностное лицо, а как лицо духовное, взывать к совести человека.

Кроме того, батюшка может выделять в коллективе лидеров, беседовать с ними, общаться, не только призывать их к порядку, но и действительно способствовать тому, чтобы они как более сильные, крепкие и выносливые люди, показывали солдатам пример братского отношения друг к другу. Человек должен постоянно наставляться в добре, чтобы «не сойти с рельсов», чтобы не быть несдержанным. И здесь духовное лицо обладает очень большим авторитетом, но при этом свой авторитет никому не навязывает.

Немного о «межрелигиозных конфликтах» в армии

Еще один миф в нашей стране связан с утверждением о неизбежности межрелигиозных конфликтов при появлении в армии духовенства. Однако, известно, что большинство представителей традиционных конфессий поддержало внесение предыдущим главным военным Прокурором проекта о военном духовенстве в Совет Федерации. Единственное, что смутило некоторых представителей исламского сообщества, так это то, что штатное духовенство должно было иметь военное звание. Но потом этот вопрос был снят, и решено, что священник будет соответствовать по своей должности некоему званию, но звания иметь не будет, как это и было в дореволюционной России. Это означает, что представители духовенства не согласны с утверждением о возникновении межрелигиозных конфликтов в армии. Более того, пятые сборы военного духовенства, которые проходили в 2007 г., наглядно показали, что священнослужители всех традиционных религий Российской Федерации видят необходимость совместной работы по окормлению военнослужащих.

Жить по соседству вполне естественно и для мусульманина, и для христианина, и для буддиста в нашей стране. И когда нас начинают пугать «межрелигиозной враждой», можно вспомнить и личный опыт общения людей друг с другом. Мусульманин не будет уважать христианина, который, относится к своей вере с пренебрежением. Буддист вряд ли предпочтет общению с христианином общение с атеистом. Если воинский коллектив в своей основе состоит из людей разного вероисповедания, которые хотят служить, им тяжело, но они хотят, если это истинные воины, то, конечно, помочь им сгладить какие-то шероховатости в отношениях можно. Всегда можно помочь тому, кто принимает помощь.

Но, конечно же, священник должен быть очень деликатным. Вообще, когда приходишь в гости, всегда надо быть предельно корректным и аккуратным, потому что не к тебе пришли, а ты пришел. И если у батюшки хватает мудрости не давить на волю людей, с любовью относиться к военнослужащим других религий, это и будет самая эффективная работа, которая, конечно, станет большим подспорьем и для командира и для солдат.

Общение со священником смягчает и разряжает ненависть, которая неизбежно есть там, где есть война. Не потому, что солдаты – плохие люди, а просто быть воином очень трудно. Но душа человека исцеляется любовью и Божественной благодатью. В армии и сейчас уже есть отцы, которые светятся как драгоценные камни. Главное только, чтобы духовное общение не стало для военнослужащих формальностью. Если солдат приводят на службу, и они красиво стоят в форме всю Литургию, но при этом нет диалога, нет общения с ними, значит и духовной работы нет. Это было естественно, скажем, лет восемь-десять назад, потому что не было еще такой востребованности священника в армии, но сейчас ситуация изменилась. Тогда надо было преодолеть преграды, мешавшие батюшке прийти в часть, а теперь солдаты остро нуждаются в пастырском окормлении. И если этого не происходит, то нет и смыла у этих встреч. Это все равно, что врач будет приходить в больницу, чтобы сказать больным: «Вот, я пришел, вижу, что у вас все хорошо, все вы – хорошие», – и уйти.

Невольник – не богомольник

И все-таки я знаю очень многих батюшек, которые так любят своих подопечных, так молятся, так переживают за них, что если военнослужащим предложить прекратить это общение, то они обидятся. Часто отношения между воинами и священнослужителем поддерживаются и после увольнения. Бывшие солдаты приезжают к духовнику специально, чтобы обвенчаться, окрестить детей, попросить совета. И мне особенно нравится, наблюдать за тем, как это бывает красиво, когда человеку рассказываешь о вере, а потом он сам тебя атакует:

– Я хочу исповедоваться, причаститься, сходить в храм.

Причем, когда мне пытаются сказать, что «в храм солдаты пойдут», только потому что для них – это выход в город, увольнение, другими словами, развлечение, я точно знаю, что это увольнение непростое. Есть принципиальная разница между тем, чтобы пойти на экскурсию или прогулку и духовным трудом. Пойти в храм на службу, это – не отдых. Это совсем другое. Надо подняться до завтрака, поисповедоваться, потом сосредоточенно молиться на службе. Так, что получается почти полноценное солдатское дежурство, только немножко необыкновенное. Есть разница и между радостью от паломнической поездки и похода в храм. Поездка – это, если так можно выразиться «легкое времяпрепровождение», а радость от похода в храм достигается усилием над собой. И очень важно, чтобы решение о том, что это усилие необходимо предпринять молодой человек принимал самостоятельно, а не под чьим-то нажимом. Господу не угодны христиане, которые силой были загнаны в храм. Бог не нуждается в наемниках. Сыне, даждъ Мне сердце твое (Притч. 23, 26), – говорит нам Господь. Для того, чтобы солдат поцеловал крест, надо сначала рассказать о ему Боге. Ведь поверить по приказу невозможно. Нельзя основывать отношения на официальных церемониях, подменяя ими настоящее, живое общение с людьми. Но если священник приезжает в часть четыре раза в году (на присягу, на день части, на 9 мая, и 23 февраля), и предлагает воинам прикладываться к Кресту, это бывает очень обидно, не честно как-то, не по-воински, не по-мужски... Воины отдают нам при встрече воинское приветствие, хотя в уставе ничего не написано об этом. Они улыбаются, когда видят нас на улице. Хорошо, когда и священнослужители отвечают им тем же.

У каждого из нас свой духовный опыт. Многих людей в форме привела к Богу удивительная книга Виктора Николаева «Живый в помощи». Надо сказать, что она оказывает на военнослужащих чудесное воздействие. Бывало, что офицер, прочитав ее, на следующий день вел всех солдат в Храм. Кто-то пришел к вере на войне, кто-то, пережив личную трагедию. Но любому верующему человеку в трудные минуты бывает очень нужен священник. Мне часто звонят уволившиеся ребята, чтобы задать единственный вопрос: «Отец Алексей, вы все еще этим занимаетесь?» И я думаю, что они были бы даже оскорблены, если бы я ответил отрицательно. Им это также нужно как, бывает нужен человеку жизненно важный ориентир. По незначительным вопросам они просто не стали бы отнимать у меня время.

Наука побеждать. За веру и Отечество. Даниловский благовестник.Москва, 2008 г.