Радость одна на всех

Сараджишвили Мария

– Эй, Вахо, постой!

Я уже заходил в подъезд, но оглянулся на оклик. Смотрю, у скамейки дядя Вася, сосед мой, маячит и рукой меня подзывает.

Я подошел. Видок у него был еще тот: выцветшая рубашка, седые всклокоченные волосы с одной стороны головы и неестественно прилизанные – с другой. Ну, и все остальное соответственно. Как тетя Шура умерла – все, покатился старик.

– Просьба у меня к тебе, – начал дядя Вася после обмена приветствиями. – Завтра Пасха. Покрась мне три яичка луком, чтоб коричневые были. Соседи у нас в корпусе почти все новые. Не хочу их просить. А ты свой, на моих глазах вырос, знаю, не откажешь.
– Зачем коричневые? – не понял я. – Что, война, что ли? Мама в хендро[1] красит. Выходят ярко-красные, как в рекламе.

Сараджишвили Мария

Руки у старика затряслись, болезнью Паркинсона он страдал уже лет десять.

– Да ты не тарахти! «Рекла-ама!» – передразнил он меня. – Я же тебе говорю русским языком: мне коричневые яйца надо. Для меня цвет – главное. Я Нино помянуть хочу.

«Ясно, – соображаю, – откуда ветер дует. Наверное, любовница его». Как моя мать говорит, голодной куме все хлеб на уме. И я подмигнул ему, стараясь не выходить за рамки приличия:

– Что, дядь Вась, не терялись вы в свое время на женском фронте, а?

– Тьфу ты, – разозлился старик. – Я ему про Ивана, а он про болвана.
– Все, все, молчу, – я замолчал. – Будут вам коричневые яйца. Нет проблем.

И пошел ва–банк:

– А что за Нино, если не секрет?

Дядя Вася смягчился:

– Это еще на фронте было. В 44-м воевала моя часть на Украине. И вот как-то весной смотрю: наша связистка Нино три яичка в котелке в луковой шелухе варит. Удивился я. «Чего, – говорю, – ты тут делаешь?» «Сегодня Пасха, – отвечает, а сама вся сияет. – Вчера хотела покрасить, да не вышло».

Она тем временем выудила одно яичко, подала мне еще горячее в тряпке и говорит: «Кристе ахсдга!» «Чего-чего?» – не понял я. Тогда я эти слова впервые услышал. Вот уж не думал-не гадал, что после войны в Грузии осяду и буду слышать их каждый год.

А Нино мне со смехом переводит: «Христос Воскресе!» «Тише, – струхнул я за нее. – Вот политрук покажет тебе, кто воскрес». Она лишь рукой махнула: «Пускай, – говорит, – слышит. Сегодня день такой!»

– Красивая была? – поинтересовался я.

Дядя Вася помедлил, пожевал губами, оценивая, потом выдал:

– Обыкновенная. Из себя невысокая, глаза задумчивые.

– Ну, а дальше что было? – поторопил я его, ожидая развития «лав стори».

Старик поднял на меня подслеповатые глаза в красных прожилках и глухо закончил:

– В тот день ее немецкий снайпер застрелил.

Я даже закашлялся от удивления.

Дядя Вася помолчал немного, потом сказал:

– Этой ночью видел ее во сне, как тебя сейчас. Будто стоит передо мной и коричневое яичко мне протягивает. И я ей точно такое же даю и говорю в ответ: «Воистину Воскресе!»

Он исподлобья глянул на меня и заключил совсем уж неожиданно:

– Умру я в этом году, Вахо, вот помяни мое слово. И так уж зажился.
– Да что Вы, дядя Вася, – стал успокаивать я его. – Живите сто лет.
– Что я, ворона что ли? – криво усмехнулся он.
– Вы мир от фашизма спасли, – сказал я немного наигранно. Ничего более умного на тот момент мне в голову не пришло.
– Спас, ну да, конечно, – иронично отозвался дядя Вася. – Вон на днях Лаша, Нугзара сын, болтал что-то с пацанами по-английски во дворе. Я ему сказал: «Ты хоть знаешь, кто Вторую мировую выиграл?» Он эти... проволоки из ушей вынул, сперва не понял. Потом лоб наморщил и говорит: «Американцы, кажется, а что?»
– Ну, каково, а? – дядя Вася хлопнул себя кулаком по колену. – Это чему ж их в школе учат, Вахо?
– Да нормально их учат, – говорю я. – Просто этот лоботряс и на уроках в наушниках сидит, понятия не имеет, что там учительница говорит. Что с них взять? Американское поколение. Дальше «Фейсбука» не видит ничего.

Дядя Вася недоверчиво поглядел на меня, вздохнул и закруглил общение:

– В общем, нет у меня слов, нет слов! – и зашаркал к подъезду.

«Нет слов» – это потому, что на нынешнее время у дяди Васи заслуженный большой зуб. По политическим убеждениям он слепо стоит за Путина. Причем руководствуется своей железной логикой: «На 9 мая Путин на Красной площади парад провел, а Саакашвили что? 100 лари в зубы, которых нет, и чахлый венок на могилу солдата?»

А то, что на эту самую Красную площадь его, русского, без визы не пускают, – это вообще кровоточащая рана, но боль эту он носит в себе, не афиширует.

И вот смотрел я на эту сгорбленную удаляющуюся спину, и такое зло меня взяло.

Побежал я к себе наверх и сходу набил сообщение на личный сайт Саакашвили: «Миша, будь человеком, верни ветеранам льготы на свет и газ! История не простит!» И подписался полным ФИО.

Отправил и задумался: что этим изменишь? Да, в принципе, ничего. Васе уже эти льготы не нужны, кажется, он как лунатик ходит. Ему нечто другое нужно. Но ведь должен же был я что-то сделать...

* * *

Через несколько дней бежал на вызов, когда на лестнице меня тормознул Нугзар:

– Слыхал новость? Фронтовик-то наш, дядя Вася... все, вошел в историю.

И видя, как я туго соображаю, дополнил:

– Скончался сегодня утром.

Я чуть не свалился с крутых ступенек, только и смог сказать:

– Царство Небесное.

И понесся дальше. По дороге прикинул даты. Ровно 40 дней прошло, как ему связистка Нино знак подала.

Наверняка теперь дядя Вася в светлом месте, не там, где визовый режим и льготы на коммуналку без надобности, а там, где только одна постоянная радость. Потому что для всех «Христос воскресе».

В нашем издательстве вышла в свет третья книга популярного автора Марии Сараджишвили «Дороги, которые нас выбирают». Чудеса, происходящие с верующими людьми, являются частью нашей реальности. Художественные рассказы об этих людях – в новой книге известной грузинской писательницы.


[1] Хендро – корни растения, которые при варке дают красный цвет


 

Добавить комментарий


Защитный код
Обновить