Божии послушники: священномученик Константин и его семья

Юлия Кулакова

22 октября – день памяти священномученика Константина Сухова.

В невероятном, сказочно красивом месте расположилась Самара – предсказанный и благословленный святителем Московским Алексием «город, в котором до скончания веков не иссякнет благочестие». Он окружен горами и лесами; красота Жигулевских гор для любителей путешествий давно стала легендой, и нет, наверное, ничего на свете красивее, чем волжские закаты и рассветы в Жигулях. Еще до основания Самары в этих местах располагались келии отшельников, и их молитва всегда будет хранить этот чудесный край.

Я родилась и жила у северной границы города, мой городок назывался очень по-канцелярски: Управленческий. Однако именно он был одним из прекраснейших пригородов с чистой водой и чистым (несмотря на завод, не перестававший оглашать гулом окрестности) воздухом, а также знаменитой на всё Поволжье вертолетной площадкой, с которой открывался грандиозный вид на Волгу, ее берега и дальние острова и на саму Самару с ее горящими в лучах закатного солнца новостройками. Дальше на север начиналась область: леса и родники, куда мы часто ездили за грибами, деревушки и поселки, в каждом из которых пекли свой неповторимый душистый хлеб. «Из города в деревню» дорога вела через большой поселок, раскинувшийся на месте впадения в Волгу реки Сок. С одной стороны – Сокольи горы, с другой – Жигулевские, бывшие в старину пристанищем разбойников. А на въезде в поселок высился одинокий Царев курган. Поселок назывался Волжский. Однако название не прижилось: как с давних времен именовали его Царевщиной, так и продолжали именовать. «Поехали в Царевщину», – это понимали все, а вот на «Волжский» могли и удивленно пожать плечами.

Было у поселка и до поры сокровенное имя, о котором в советское время не упоминали. В старых документах он назывался село Рождественское. Потому как был в этом селе величественный храм в честь Рождества Христова, куда стекались люди с окраин. И даже в поздние советские годы он, заброшенный, служил Богу. Служил для таких, как я, ничего не знавших о Христе. Неверующим можно было не говорить о Боге, можно было убрать упоминания из книг и даже словарей. Но как уберешь то чувство, которое появляется в душе ребенка, когда поутру он едет в лес за грибами, выезжает за городскую черту, восхищенно смотрит, усевшись в машине прямо на пол и задрав голову, на высоту Царева кургана, – и тут курган остается позади, и выплывает розово-белая громада храма, оставленная людьми, но непобежденная и светящаяся в утренних лучах! «Церковь! Настоящая церковь!» – кричишь, не помня себя от радости, понимая, что здесь – вход во что-то неизвестное, прекрасное и живое. «Церковь…» – как можно равнодушнее произносят взрослые и пытаются переключить твое внимание на что-то другое, но ты садишься спиной к движению и смотришь, сколько хватит взгляда, на стены, сохранившие что-то манящее, но еще пока не твое…

Шли годы. За восстановление храма взялись всерьез. Вернули на купола кресты, восстановили храм, ниже по берегу выстроили еще один в честь образа Божией Матери «Неупиваемая Чаша»: там, на самом берегу, всё это время бил целебный источник, освященный в честь этой иконы, и на праздник Крещения люди старались приехать именно к нему. На самом верху Царева кургана засиял металлический поклонный крест, а под ним стали проводить епархиальные молодежные слеты, как будто и не было тех лет, когда люди боялись слова «церковь».

Но, как стаявший снег открывает землю в ее неприглядности, так и тяжелые годы, «стаяв», обнажили свое страшное наследие. Восстанавливали не только стены – восстанавливали и память о подвижниках веры уходящей эпохи. И солнечная Царевщина моего детства, и даже поселок с таким формальным названием Управленческий оказались свидетелями мученического, исповеднического и страстотерпческого подвига целой семьи – семьи верного Божия служителя Константина Сухова.

Константин был пятым ребенком в семье священника Ивана Петровича Сухова. Мать умерла шестыми родами, и отец один поднимал сыновей. Трое из семьи пошли по стопам отца и стали священнослужителями.

Служба Константина началась в Симбирской епархии, затем он был переведен в епархию Самарскую и служил в селе Старо-Дворяновка. Но в 1896 году архиерейской властью «для пользы службы» отец Константин назначается настоятелем Рождественского храма в Царевщину, куда и переезжает с супругой и маленькими детьми.

В селе полюбили нового священника. Он был пламенным и вдохновенным проповедником, при этом очень любил людей и, как написано в «Летописи жизни села Царевщина», «был всеми любим за его простоту в обращении и веселый характер: "С малым – мал, с большим – большой"». У батюшки росли пятеро малышей, которых он нежно любил, но так же он любил и других детей, которые приходили к нему учиться Закону Божию. И дети, и их родители видели в нем не столько «законоучителя», сколько, прежде всего, самого исполнителя Божиего Закона.

Однако именно этот край, где так плодотворно пастырь сеял семя веры, стал и местом семейной трагедии. Именно здесь начались его страдания, которые можно сравнить со страданиями Иова. Местный климат оказался тяжел для семьи, детей одолевали болезни. Однажды в село пришла «волна» дифтерии и унесла в могилу двоих детей батюшки – маленьких Виталия и Нину. Беспокоясь о семье, отец Константин попросил о переводе и был назначен в одно из степных сел, в сухой климат, однако к епископу явилась делегация сельчан, умоляющих вернуть им любимого пастыря. И владыка Гурий подписал приказ о возвращении отца Константина. Священник принял указ как волю Божию и подчинился. В ближайшее время по возвращении в Царевщину умерла младшая дочь всеобщая любимица Верочка… Только в 1903 году, памятуя о прошении, владыка Гурий перевел священника в Бугуруслан. На этот раз сельчане препятствовать не стали.

В Бугуруслане отец Константин развернул активную деятельность. Помимо постоянных служб и проповедей в Вознесенском соборе, он преподавал Закон Божий взрослым и детям, причем, не ограничившись приходскими занятиями, на собственные деньги открыл еще одну школу. Как и в Царевщине, больше всего его любили дети, и родителям больших трудов иной раз стоило увести их домой от священника, рассказывающего им что-то из Евангелия. Многие из этих детей потом оставят воспоминания о добром пастыре из их детства. Они же, совсем еще маленькие, пойдут на смелый шаг: когда в дни революции в их школах снимут иконы и заявят, что «Бога нет», кто-то из этих детей встанет, соберет свои книжки и уйдет домой, раз и навсегда отказавшись учиться в школе, в которой нет Бога.

В собор к отцу Константину по праздникам собирались люди со всего города. Особенно великолепным был крестный ход на Крещение: город шел за своим пастырем к «иордани», повторял за ним слова молитвы. Кто-то окунался в прорубь («И никто не заболел!» – вспоминали старожилы), все набирали крещенской воды и на обратном пути угощали ею, как драгоценным праздничным напитком, всех, кого встречали.

В земском собрании отец Константин представлял духовенство, затем стал депутатом Бугурусланской Думы. Иногда достаточно было единственного выступления, чтобы убедить слушающих принять меры по той или иной проблеме. На себе испытав беду с недостаточностью мер здравоохранения, особенно для детей, он убедил пересмотреть бюджет в пользу медицины. Ему же принадлежала инициатива об устроении зернохранилищ, что потом сыграло важную роль для горожан в страшные дни революции и гражданской войны. Всегда оставаясь собой – верным слугой Божиим, – в дни нарастающего безбожия и отступничества он не боялся говорить о следовании за Христом, о своем почитании оболганной царской семьи, о том, что ждет страну и каждого, если люди отступят от Бога. Его ненавидели, ему угрожали. В бессильной злобе враги отца Константина пошли на страшное злодеяние: сын батюшки Борис был зверски убит. Тело невинного отрока-страстотерпца бросили на берегу реки Кинель.

В 1918 году в день памяти покровителя самарского края святителя Алексия бесстрашный пастырь возглавил крестный ход, и люди направились прямо к зданию революционного совета, где заседали большевики. Необъяснимое, казалось бы, действие оказалось пророческим: вскоре большевики вынуждены были бежать из Бугуруслана.

Но осенью после поражения Чехословацкого корпуса Красная Армия захватила город. Надо ли говорить, что отец Константин стал для новой власти врагом номер один и был схвачен одним из первых?

Этот день, 9/22 октября, прихожане собора пронесли в своей памяти через всю жизнь. Отец Константин был схвачен красноармейцами посреди Божественной литургии. Он как раз успел гласно и открыто помолиться о православном воинстве, противостоящем безбожникам, и помянуть убиенную царскую семью.

Священник в полном облачении был проведен к реке тем же путем, каким обычно шли люди к крещенской «иордани». Тщетно пытались прихожане отстоять своего батюшку. Отец Константин был расстрелян на том самом месте, на котором каждый год служил крещенский молебен.

Палачи «милостиво» разрешили верующим забрать тело пастыря. Хоронили мученика тайно, боясь осквернения могилы новыми хозяевами жизни.

Вдова батюшки Софья Васильевна, спасая детей, уехала в Самару – там еще можно было скрыться. Детям удалось выучиться, найти достойную работу. Но еще одного члена семьи ждала его Голгофа.

Поселок Управленческий получил свое странное название потому, что на этом месте некогда начинали строить управление для будущей ГЭС. Строительство потом перенесли, а поселок остался. Вот то самое управление на тех самых живописных берегах Волги и начинал строить среди остальных и инженер Леонид Сухов, приехавший ради стройки сюда с молодой супругой и маленькой дочкой. Леонид Константинович быстро обнаружил воровство на стройке и выяснил, кто виноват. Однако решил поступить по слову Божию: «Пойди и обличи его между тобой и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего» (Мф. 18, 15).

Но вор не раскаялся, а поступил в духе «имений рачителя», который известен нам по Евангелию, – предателя Иуды: написал на невинного человека донос «куда следует». В органах немедленно «вспомнили», кем был отец Леонида. Шел 1937 год… За Леонидом пришли 21 декабря – в день рождения Сталина. Семья верила, что он вернется.

Леонид был расстрелян уже в феврале. Семье об этом просто не сообщили. Так пострадал за честность и человеколюбие еще один сын этой славной семьи.

Сейчас на самарской земле выстроены храмы в честь Священномученика Константина. Помнят и чтут его и там, где он жил и служил. Идут торжественные праздничные службы, молятся Богу ныне живущие, сохранившие веру потомки отца Константина. И незримо стоят рядом и молятся за нас Господу сам прославленный в лике святых отец Константин, и прикоснувшаяся к подвигу мучениц Софии Римской и Наталии Никомидийской матушка София, и ушедшие во младенчестве их дети, и братья-страстотерпцы Борис и Леонид, прошедшие через страдания и сейчас у Престола Божия просящие о нас Господа Христа...